Отчего была указана именно данная сумма — об этом разговор впереди.
И отчего вдруг государь Николай Павлович стал преследовать недогадливых генералов, не могущих распознавать армейских казнокрадов — об этом тоже предстоит разговор. И уверяю: разговор будет наискрупулёзнейший. Но до него покамест далеко.
Итак, милостивые государи и всемилостивейшие государыни, 9-го февраля 1853-го года, в стольном граде Санкт-Петербурге состоялся военный суд, и длился он ровно один день, коий пролетел как единое мгновение. Суд над почтеннейшими российскими генералами и одним адмиралом. Причём все обвиняемые были членами комитета раненых и инвалидов при военном министерстве (комитет сей был учреждён по завершении войн с Наполеоном Бонапартом).
Строго говоря, в феврале 1853-го года военному суду был предан весь комитет в полном составе — опять же случай беспрецедентный для Российской империи того времени; да и для других времён.
Это был самый настоящий скандал, и преграндиозный, скажу я вам откровенно.
По распоряжению государя был арестован комитет военного министерства. И потом уже только было наряжено следствие.
И все члены комитета о раненых в той или иной степени подверглись наказанию, в том числе и тюремному. Ну, слыханное ли дело? Это всё же комитет военного министерства, управляемый высшими офицерами, полководцами нашими, в боевых сражениях доказавшими верность свою престолу.
Тут уж и ко всему как будто привыкшая петербургская публика закипела и задрожала даже. Воображение ко многому привыкших столичных жителей на сей раз было весьма сильно взбудоражено, и не на шутку.
«А уж не хватил ли на сей раз Николай Павлович лишку? Не перегнул ли палку строгий наш государь?» — стали поговаривать в столичном обществе.
И ещё судачили тогда, самые неумеренные прогнозы делая; вот некоторые из сих прогнозов:
«Ежели Николай Павлович засудил целый комитет военного министерства, то что же будет дальше?! Неужто пойдёт Его Величество и другие генеральские головы сносить?»
Но дальше, увы, ничего подобного не происходило в столице империи российской, и в области собственно военного управления.
Надобно признать, к величайшему сожалению моему, что то был всего лишь эпизодец, вызванный наисильнейшим приступом императорского безудержного гнева.
Борьба с военным казнокрадством была после этого оборвана, хотя я лично не сомневаюсь, что строгий государь наш отличнейшим образом был осведомлён в следующем.
Безобразия отнюдь не иссякли, а наоборот, продолжают неукоснительно и беззастенчиво твориться: более того — нарастают подобно снежному кому.
Да махнул, как видно, рукой император, догадался, что из начальничков российских любви страстной к казённым суммам никак не вытравить. Или недосуг Николаю Павловичу стало — забот-то у него было немеряно; забот невпроворот, можно сказать. Ещё бы! Такой громаднейшей империей управлять!
Строго говоря, всё началось и окончилось скандальнейшим делом комитета о раненых. Но страху на генералов государь-таки навёл, что, однако же, следует признать, вовсе не оберегло нас от страшной, позорной крымской кампании.
В общем, военный суд, состоявшийся 9-го февраля 1853-го года, было истинным событием в тогдашней петербургской жизни. То была этакая неожиданно яркая вспышка, много чего неприглядного осветившая.
Тем не менее, вопиющее казнокрадство в армии и при этом на самом военно-командном верху и потом преспокойненько продолжалось.
Так что показательного урока не получилось, увы, а точнее, не получилось показательного процесса. А император всероссийский явно о таковом процессе мечтал, дабы дать острастку, дабы неповадно было лихоимцам свои гнусные дела на Руси творить.
Его Величество ведь был очень большой морализатор, и вместе с тем, можно сказать, великий романтик; правда, он так и не смог научить подданных жить, служить, и командовать, не воруя. Потому, собственно, и не смог, что был романтик. Понял в итоге, что не смог справиться с воровством даже ближайших сподвижников и под конец своей императорской жизни сильно загрустил. Но мы, однако, что-то забежали вперёд.
Остановимся на факте: Император Николай Павлович более всего в приближённых ценил исполнительность, верность и преданность, и получил во многом воров. Интересно, что братец его, Александр Павлович совершенно не был романтик, и был даже циник, в верность и преданность не верил, и при нём воровства как будто было гораздо меньше.