Матушка Ксю половчее перехватила посох и приготовилась отразить намечающееся оскорбление. Но ей не пришлось ничего отражать, командир остановил ретивого подчиненного повелительным жестом.
— Моя честь — мое дело, не твое, — сказал он.
Юноша поморщился и буркнул:
— Как вам угодно, батюшка.
Батюшка поднял забрало и громко сказал:
— И тебе привет, Ксю Двойная Дудка!
Эти слова произвели на матушку Ксю странное впечатление. Сначала она клацнула челюстью, будто поймала ртом комара, затем покраснела, и, наконец, принужденно рассмеялась.
— Мы встречались? — спросила она.
— Вроде нет, — ответил Ромул. — Но слухами земля полнится.
— Сын? — спросила Ксю, указав на офицера, только что возмутившегося ее словами.
— Да, старший мой, Бартом кличут, — кивнул Ромул. — Что с крепостью?
— Пока стоит, — пожала плечами Ксю. — Что война? Битва уже была?
— Была, — кивнул Ромул. — Просрали.
— Проездом или как? — спросила Ксю.
— Или как, — ответил Ромул. — Приказано держать брод.
Настоятельница оглядела воинов критическим взглядов. К этому времени три десятка бойцов въехали внутрь и распределились по окружности монастырского двора. Остальные по-прежнему толпились за воротами.
— С таким сбродом ты говно в жопе не удержишь, не то что брод, — сказала Ксю.
Барт вздрогнул. Не зря говорят, что она колдунья, откуда иначе ей знать, что половина имперского войска мается несварением?
— Отец! — воскликнул Барт. — Разреши…
— Не разрешаю, — отрезал Ромул. — Ты на абордаж не ходил, а она ходила. Много раз. Потому имеет право дерзить. Ксю, у меня приказ держать брод пока хватит сил.
— Сил хватит ненадолго, — сказала Ксю.
— Это касается только меня и Птаага, — сказал Ромул. — Не тебя.
— Мой монастырь посвящен Птаагу, — заметила Ксю. — Так что меня оно тоже касается. Когда ждешь степняков?
— Послезавтра, — сказал Ромул.
Настоятельница снова клацнула челюстью.
— Послезавтра? — переспросила она. — А эвакуация?
— Какая тут эвакуация, — пожал плечами Ромул. — Божья воля очевидна. Все сложим головы во имя богов и императора. Военные, гражданские, все…
— А дети? — не унималась Ксю. — У меня больше сотни сирот-бастардов.
— Сироты-бастарды тоже, — сказал Ромул и безразлично пожал плечами.
Ксю некоторое время испытующе пялилась ему в глаза, затем отвела взгляд и тоже пожала плечами.
— Скажи бойцам, пусть детей не обижают, — сказала она.
— Солдат ребенка не обидит, — сказал Ромул.
— Старших девочек тоже, — добавила Ксю.
— Гм, — сказал Ромул. — Ладно, хорошо, старших девочек тоже.
— Поклянись, — потребовала Ксю.
— Клянусь, — сказал Ромул. — Всеми светлыми богами клянусь, и пусть моя душа не спасется, если нарушу сию клятву.
— Клятву приняла, — кивнула Ксю. — Слезай с коня, пойдем, покажу, где людей разместить.
— Барт, пойдешь со мной, — приказал Ромул сыну.
Барт слез с коня и последовал за настоятельницей и отцом. Лицо Барта было мрачно. Он только сейчас понял, что вряд ли переживет послезавтрашний день. А сегодня и завтра обещают быть неимоверно унылыми. Зачем только отец поклялся не обижать местных девок…
3
Птааг не соврал, Мюллеру недолго пришлось сидеть на хлебе и воде. И трех часов не прошло, как в карцер явилась Ассоль в сопровождении незнакомого мужика-простолюдина, здоровенного, волосатого и вонючего. Воспитательница схватила Мюллера за руку и выволокла в коридор, тот даже проморгаться не успел.
— Ага, вот они где, сходы для смолы, — непонятно пробасил мужик. — Эй, Шорти!
Мюллер к этому времени уже проморгался и понял, что в коридоре полно больших и вонючих волосатых мужиков, и это не просто мужики, а воины, потому что на поясе у кого сабля, у кого меч, у кого топор, а у некоторых поверх рубах нацеплены кольчуги и панцири, видать, не нашли времени разоблачиться.
— Да я понял, — подал голос густобородый коротышка, похожий на сказочного гнома. — Смолу доставим враз, дымоход — вон он, я только пока не соображу… ан нет, сообразил…
— Шорти, Чиж и Кикимора здесь, Шорти старший, — распорядился первый мужик. — Остальные со мной. На другой стороне такая же трахомудия должна быть, пошли искать.
Они прошли мимо, задевая стены ножнами и полами плащей, Ассоль прижалась к стене, ее потная рука сильно сжимала ладошку Мюллера. Будто чего-то боится…
— Ай! — вдруг пискнула Ассоль и стала запыхтела, невнятно и сдавленно.