Анна Ивановна сложила тетради в одну стопку и начала перебирать эту стопку, время от времени поглядывая на конверт. У нее было ощущение, что она занимается чем-то запретным и донельзя ей противным. Почерки, почерки… Округлые и удлиненные, твердые и нерешительные… За этими почерками тут же вставали перед Анной Ивановной ребячьи лица, разные, как и почерки. Вот неровные буквы с неправильным соединением… Это оттого, что держит ручку щепотью — проглядели в первом классе, потом уже не выправишь. А вот буквы, выписанные линиями, то четкими, то прерывистыми, словно младенец накарябал… Эта сменила обычную ручку на шариковую и пока еще не привыкла. Так что же, это ее неуверенная рука отстукала на машинке такую холодную пакость? Слишком много знала Анна Ивановна о каждом на своих горлопанов и потому не могла заниматься этим исследованием беспристрастно, глядя как бы со стороны. Сознание того, что она должна подозревать каждого, было нестерпимо.
Анна Ивановна перекладывала тетради слева направо и понимала, что ищет того, чего нет. В то же время какая-то другая Анна Ивановна хотела, чтобы выплыл вдруг этот косой почерк, и тогда все бы кончилось быстро и навсегда.
Наконец, все тетради перекочевали направо. Косого почерка не было. Не было даже похожего. И тут впервые Анна Ивановна подумала: «А почему непременно кто-то из моего класса? Ну, хорошо — можно изменять почерк. Ну, ладно — можно наклонить его влево. Но ведь общий рисунок почерка не должен полностью измениться. Вот хотя бы закорючка у буквы „д“ в слове „редакция“… Вот она же в „дом № 5“ — адрес редакции… И еще она в „средняя школа“… Ведь это „своя“ закорючка, она написана машинально, по привычке! С такими закорючками учителя годами не могут справиться!»
Стопка тетрадей быстро перекочевала справа налево.
Закорючка не обнаружилась.
На минуту Анне Ивановне стало как будто легче, но тут же другая Анна Ивановна возразила: «Ну что из этого? Тебе легче от того, что писал не твой ученик, а кто-то из соседнего класса? Почему ты думаешь, что на этом все кончится? А если будет и второе письмо, и третье? Где ты будешь искать автора? По всей школе? И легче ли будет от этого Володе и Ане? Уж лучше бы — в твоем классе…»
— Да, — проговорила вслух Анна Ивановна, — уж лучше бы в моем…
Анна Ивановна знала, конечно, не все. Не знала она, например, того, что в тот день, когда на доске появился рисунок, Аня пошла домой одна. Раньше она всегда ходила с Володей — они живут в одном доме. Но сегодня ей ни с кем не хотелось разговаривать и никого не хотелось видеть. А больше всего ей не хотелось видеть Володю.
Аня медленно брела по улице. Навстречу ей шли люди — по двое, по одному, веселые, озабоченные, хмурые или просто никакие. Попался даже один чудак, без шапки. На волосах его поблескивали снежинки. Но никому, даже чудаку, не было дела до Анн.
Впрочем, Аня тоже не обращала внимания на прохожих. Она думала о любви.
Это слово вызывало тревогу, от него становилось неловко, будто делаешь что-то запретное. Самым обидным из того, что случилось за сегодняшний день, были не довольная рожа Кузнецова и даже не буйная радость класса: самым обидным было вот это самое слово.
Значит, она влюблена в Климова?
Значит, любовь — такая?
Значит, любовь — это когда двое должны все скрывать, таиться, не показывать другим, что им интересно вместе, а другие будут выслеживать, подслушивать, подглядывать и смеяться неизвестно над чем?
Выходит, любовь — это когда двое как мишень в тире: каждый может по ним стрелять сколько вздумается. Только в тире часто промахиваются, а здесь — всегда о яблочко.
Зачем она нужна тогда, эта любовь?
В конце второго квартала на пути к дому Аня приняла два твердых решения.
Первое, не самое главное — она никогда не выйдет замуж.
Второе, самое главное — завтра же она пересядет от Климова на другую парту и больше никогда не будет с ним разговаривать.
Итак, на втором перекрестке с любовью было покончено.
На том же перекрестке ее догнали девочки.
— Куда ты несешься… — отдуваясь, проговорила Вика.
— …как угорелая? — отдуваясь, добавила Лиля.
— Еле догнали, — сказали девочки вместе.
Девочки стояли перед Аней — обе в расстегнутых пальто, обе раскрасневшиеся, очень похожие друг на друга, почти как сестры.