Целитель отскочил в сторону, но стеклянные клинки, легко порвав одежды, вошли в плечо, бедро, скользнули по ребрам, заливая белый шелк красным. Десятки крошечных осколков злыми осами впились в кожу рук и лица. Он сделал шаг назад и, желая защитить глаза, вскинул руки, острый металлический уголок царапнул ладонь — табличка. Все это время он сжимал ее и сам не замечал этого.
«Вот же выход, — отстранено подумал он, — был… поздно…»
Рассекая воздух, меч Сунди-вана летел прямо на него. Лянь Чжэнь успел лишь дернуться и поднять руки еще выше, чтобы основной удар пришелся на них. Тело одеревенело, предчувствуя чудовищную боль.
«Дзонг!» — раздался лязг металла о металл, и расходящиеся волны от удара сотрясли тело так, что он упал навзничь. Рук он не чувствовал вовсе… Боли, что странно, тоже.
«Дзинь-дзинь-дзинь», — заскакали по каменному полу слитки желтого металла. Почему-то два…
По ушам ударил полный ярости рык. В следующий миг целителя, будто куклу, вздернули за грудки, и он увидел перед собой темно-синее, в багровых полосах, лицо, звериный оскал и горящие ненавистью оранжевые глаза. Только видение это было подернуто золотистым маревом.
— Тваааарь, — было последнее, что он услышал, потом левую ладонь ожгло огнем, взгляд заволокло черной пеленой, а через несколько мгновений, показавшимися едва ли не вечностью, он обнаружил себя стоящим перед вратами Великолепия. На тыльной стороне его ладони сияла одноименная печать.
«Как? — растеряно думал он, глядя на нее. — Я же не успел… «Воззвать к Хозяину Желтого источника и преломить табличку» — я же не сделал ничего из этого. Или сделал?..»
«…которое назначит мне Владыка Янь-ван! Владыка Янь-ван… Янь-ван…» — зазвенело в ушах эхо его же крика. Выходит, Влыдыка его услышал. А что до таблички…
Тут плечи целителя затряслись от неуправляемого, нервного смеха. Как он ни пытался сдержать его, как не закрывал ладонью рот, ничего не помогло — хохот так и рвался наружу, скручивая тело, сгибая его пополам. Глаза слезились, мышцы живота свело, будто судорогой.
— Выходит Сс-сунди-ван сам того не вв-ведая, помог мне — расколол т-т-абличку с печатью Вв-владыки. — от смеха целитель снова начал запинаться. Слова хотели быть озвученными, и он произносил их вслух, хоть вокруг и не было ни единого слушателя. — Неудивительно, что он т-так разозлился.
Отсмеявшись вволю, Лянь Чжэнь выпрямился и в смешанных чувствах взирал какое-то время на врата Великолепия.
— Что ж, дороги назад нет, — рассудил он и, осмотрев себя, истекающего кровью, добавил: — Великолепие мое, конечно, спорно, но теперь я вполне соответствую этим вратам хотя бы по цвету.
Он усмехнулся, подумав, что эта шутка вполне пришлась бы по вкусу Рэн-лану. И ощутил искреннюю благодарность к варвару и колдуну. Если бы ни его помощь, разговор с бывшим императором мог бы завершиться совсем скверно.
— Храни тебя Небо, Жадный Волк, — произнес он и, вздохнув, добавил: — Пусть бережет оно и тебя, моя госпожа, где бы ты сейчас не была.
С этими мыслями он медленно поковылял к Вратам, оставляя на своем пути дорожку из красных капель.
Происходящее не пугало его и не вселяло трепета. Все виделось, словно во сне, на сей раз скорее чудесном, чем дурном: Тьма расступилась перед ним, повинуясь сияющей печати на руке, будто распахнулся огромный полог — и он пошел дальше, с любопытством смотря по сторонам, и уже не чувствовал ни боли, ни даже неловкости.
Там, где он оказался, было светло. Этот свет не бил по глазам, но окутывал, мягкий, тихий, белый, чистый как сама чистота. Он пронзал насквозь, доставляя блаженство и радость своим присутствием.
Широкая дорога под ногами разошлась-разбежалась на несколько, а чуть дальше эти новые дороги снова разбегались множеством путей и тропинок. Они перевивались, заплетались и расходились в стороны, будто ветви старого раскидистого дерева.
— Здравствуй, дитя! — услышал он дивный Голос — и даже замер от его звучания, благоговея. — Что ты выберешь: идти дальше или родиться заново?
«Остаться здесь», — чуть было не ответил он, но вовремя спохватился и проглотил дерзкие слова.
Голос не рассердился, даже рассмеялся тепло, вызвав этим тихим смехом прилив безбрежного счастья.
— Идти дальше, — ответил он наконец. Не потому, что задумался, а потому, что хотел слушать еще и еще. — Хочу искупить вину перед Небом, служа людям.
— Это мудро, дитя. — согласился Голос. — Правила таковы, что ты должен оставить взамен что-то важное… Чем ты дорожишь?