От первого удара советнику удалось увернуться — железные наконечники просвистели совсем рядом, им достались лишь взметнувшиеся полы его одежды, превратившиеся после этой встречи в лохмотья.
Второй удар лишил его ятагана: Тан Лан попытался перерубить жгуты, чтобы отсечь опасные утяжелители. И это отчасти удалось, но оставшиеся хвосты обвились вокруг лезвия — и ятаган тут же выдернуло из рук.
— Думается, что ты исчерпал свой талант, — сочувственно произнес Жестокосердный, и северянин чуть не заскрипел зубами от злости, — да и, признаться, советник из тебя вышел препаршивый…
Удар, еще удар. Дразнящие, издевательские, заставляющие то прыгать, то приседать. Изматывающие все больше и больше. В очередной раз он споткнулся, едва устояв на ногах. И не сразу смог понять, что делать, когда Сунди-ван вдруг одним движением отделил жгуты от рукояти, бросил в него, закручивая в воздухе, и те в мгновение обвились вокруг северянина, словно клубок злющих черных змей, лишая возможности двигать руками. Наконечники едва не до кости прошили плечо. Боль была такой, что он чуть не стер зубы в крошку, но все же не закричал.
— Как, впрочем, и колдун.
Голос Сунди-вана прозвучал сзади, совсем рядом. От резкого удара под колени ноги подкосились, и все силы ушли на то, чтобы не распластаться перед старым извергом. Стоять! Хотя бы на коленях, но стоять…
— Сколько ярости… — кнутовище грубо ткнулось под подбородок. Когтистые руки резко потянули за него, заставляя запрокинуть голову так, что заломило шею. Рукоять кнута давила на горло и каждый вдох давался тяжело. Но хуже всего было сытое удовлетворение в жмурящихся оранжевых глазах. — Разве колдуну пристало иметь столько страстей? Разве самосовершенствование не предполагает отказ от них? Будь ты так хорош, как о тебе ходят слухи, ты вознесся бы на Небо после смерти. Но нет. Жадный Волк — лишь фокусник и обманщик, мы оба это знаем.
— Ещ скжи прдтль… — прохрипел через силу Тан Лан, надеясь, что вышло насмешливо, а не жалко.
— Само собой, — его почти ласково похлопали по щеке, а потом давление под подбородком внезапно исчезло, и он смог сделать почти нормальный вздох, едва не закашлявшись.
Удар между лопаток застал его врасплох, и он все-таки повалился вперед. Все, на что его хватило — перевернуться на спину, чтобы следить глазами за князем демонов.
Тот не спешил нападать.
— Не люблю возиться с девками, — сообщил он с добродушным ворчанием, будто поведал большой секрет. — Орут сразу, воют, рыдают… Редко встретишь по-настоящему выносливую. — Как наяву предстало перед взором белое круглое личико с острым подбородком, огромные черные глаза, смотрящие сосредоточенно и уперто из-под тонких насупленных бровей. Ин Юэ, Колючка… Он невольно порадовался, что она сейчас далеко от этого кошмара. — То ли дело такие вот упрямцы. Одно удовольствие ломать вас. Чем больше изначальной стойкости, тем приятнее. Нет большей радости чем видеть, как гаснет в человеке огонь безумной надежды, сменяясь животной покорностью. Как разгорается вновь — и снова гаснет, уже навсегда.
Взгляд истязателя затуманился, едва не мурлыкающая речь начала перемежаться омерзительными, почти любострастными причмокиваниями.
— Ты прав, Волк, все приедается. Так почему бы не разнообразить немного наши забавы? — Жестокосердный, будто раздумывая, поддел лежащего перед ним северянина носком сапога, а затем поставил тяжелую ногу ему на грудь и склонился, скалясь почти ласково. — Сопротивляйся, пес, мне это нравится. А чтобы поощрить тебя в этом, я готов дать тебе возможность одержать вверх — не слишком верную, но в твоем положении довольно и этого. Узнаешь?
И поднес к лицу пленника черный мешочек, сотканный из самой Тьмы. Тан Лан непроизвольно дернулся, позабыв о том, что руки его связаны. Нога Жестокосердного еще сильнее вдавила его в пол, переместившись почти к самому горлу.
— Вижу, что узнаешь. Так вот — сможешь высвободиться и забрать — даже препятствовать не стану — когтистая лапа разжалась, и сгусток Тьмы, хранящий в себе заветные таблички, повис в воздухе на расстоянии нескольких чи от пола — так близко, но пока недостижимо. Северянин так и впился в него взглядом. Сунди-ван тем временем вынул из ножен свой меч. На красных губах бродила предвушающая улыбка. — Ммм… Готов продолжить? Тогда сделаем вот как…
Лезвие скользнуло по крепко стягивающим тело жгутам, перерубая их. Но не успел советник даже вдохнуть полной грудью, как острый меч вошел в его тело, чуть ниже грудины, пронзив насквозь и пришпилив к полу, словно булавка один кусок ткани к другому. Боль не просто оглушила, она взорвалась внутри горшком с зажигательной смесью, заволокла красной пеленой глаза, поглотила разум, заставила нелепо дергаться и захлебываться собственным криком.