Но мы всё равно поехали в Бакарангу — открыли там базу, прогнали бармалеев. За сутки до нашего приезда в Бакарангу боевики еще собирали с местных дань: ходили по рынку, забирали себе баб любых понравившихся, собирали деньги с коммерсантов и кошмарили населённые пункты.
На Буаре я развернулся на полную катушку. Когда я туда приехал, база уже существовала, люди были — но она была не достроена. А я привык на месте всё делать под себя — соответственно я сделал под себя базу, вошёл в контакт с местными миротворцами из МИНУСКи, вошёл в контакт с губернатором, с местными коммерсами, с местным криминалом.
Почти сразу после прибытия на меня вышли местные контрабандисты. Я им отказал — они просили меня их сопровождать в зоны риска. Мол, они через границу возят товары, и просили их за бабки охранять. Теоретически, такая возможность у меня была — есть транспорт, вооружённые люди. Я им отказал — и предложил другую схему: у нас может быть взаимное сотрудничество, если вы будете мне помогать с информацией.
По ООН-овцам. Мы часто обращались за помощью к перуанцам — у нас стоматолога не было, а у перуанцев он был, единственный стоматолог на всю МИНУСКу. Я тогда познакомился с их командиром, поставил ему ящик пива, и попросил о помощи со стоматологом. Он разрешил русским пользоваться их стоматологом. Я свозил всех пацанов, которые на базе у меня были — все вылечили зубы, пломбы запломбировали. Беда в том, что в ЦАР из-за местной воды зубы разваливаются. Ну и так получилось, что с перуанцами мы сдружились. Они приезжали к нам в волейбол постоянно на базу играть. Пару раз даже у нас в бане были — им стало интересно, что это за баня у русских такая.
Это что касаемо перуанцев. Познакомились мы и с комендантом их базы — с Бангладеш. Дело было так: когда они делали стрельбище для МИНУСКи, неподалеку от нашей базы, они просто нас попросили постоять на охране. Пацаны там постояли с разрешения руководства — просто посидели на фишке четыре дня, пока ровняли площадку для стрельбища. По итогу у нас произошло взаимодействие, и в дальнейшем мы пользовались тоже этим учебным стрельбищем. С генералом мы несколько раз общались, неплохо с ним сдружились. Благодаря этому постоянному общению я начал понимать достаточно хорошо французский, английский. Может и не говорить, но хотя бы понимать то, что тебе говорят. Одно дело, когда ты с переводчиком говоришь, и совсем другое — когда ты постоянно с носителем общаешься сам.
Пока там были, пришлось еще санго выучить. 260 слов — больше у них я не нашёл, остальное они французскими словами заменяют. Учил специально, чтобы с местными общаться. По большей части мы там занимались хозяйственной деятельностью. Ну, я человек деятельный, поэтому я занялся налаживанием контактов с разными людьми.
Современность и каменный век.
Перед отъездом в ЦАР, еще дома, я достаточно неплохо изучил эту страну по YouTube, по статьям в Интернете. И поэтому для меня не стал неожиданностью тот факт, что в ЦАР соседствует XXI век с каменным веком. Но признаюсь — реально в жизни я видел такое впервые. В Сирии, например, такого нет. До этого по заграницам я ни разу не ездил, потому что просто некогда было — занимался своими делами и не было желания ехать ни в Египет, ни в Турцию. А вот побывав в Африке, именно в ЦАР, я увидел это соседство — современности с каменным веком.
Народ здесь очень ленивый, на самом деле. Природные условия позволяют быть ленивыми, поэтому они так и живут. Стремиться им не к чему. Плюс все еще очень чувствуется колониальная политика французов.
Жильё, приготовление пищи, методы добычи пищи. Они занимаются до сих пор охотой и собирательством. Не земледелием даже, а собирательством! Натуральный каменный век. Какие у них орудия труда — у каждого второго мотыга чуть ли не деревянная, палка-копалка.
Вот, спрашивается, почему у них весёлые похороны? Я-то думал, что это чушь, какая-то легенда, типа как в Америке на похоронах джаз играли. А когда я увидел похороны в ЦАР — я понял, что похороны у них лучше, чем наши свадьбы.
В Бакаранге я пришёл посмотреть на этот обряд. Они ставят покойника на ночь в гробу — и всю ночью 200–300 человек вокруг него пляшут, бухают, подносят ему кубок, выливают на труп вино, вискарь, пиво. Полностью гроб обставлен бутылками. Кто больше всех захотел, скажем так, выпендриться — принёс дорогую бутылку вискаря за 40–50 тысяч франков, поставил её возле гроба. И всю ночь бьют в барабаны, в тамтамы, вокруг него танцуют первобытные танцы. То есть как бы веселятся.