— Я не…
— Даже подходить к нему не смей, ясно?
Не целовать того, кого, в отличие от всех предыдущих кандидатов, действительно хочется? Тара усмехается. Что ж, в её жизни и не могло быть иначе.
5.
После возвращения из медицинского корпуса Николас Фенстерматчер всё ещё выглядит помятым. Видимо, Ватанабэ переборщила с ядом на своих ногтях. Ответ на вопрос, как она нашла убийственное средство против неубиваемого парня, оказался банально простым: случайно. Дело в том, что её соседка — ядовитая девушка, которая генерирует разные яды в зависимости от настроения.
Однажды они с Ватанабэ поссорились, и та плюнула ей в кофе, чем чуть не прикончила. Веря, что из всего нужно извлекать пользу, Ватанабэ решила сделать «криптонит» своим оружием, но долго не знала, как это провернуть, не навредив себе. После длительных экспериментов выяснилось, что при попадании на ногти яд совершенно безвреден, а вот при контакте с остальной кожей замедляет регенерацию и снижает силы. На самом деле, убить до конца по-прежнему не получится, а вот обезвредить на время — самое оно.
В общем, Неубивакалос расплатился за эксперимент парой дней в шкуре обычного человека и, видимо, уязвлённой гордостью, поскольку ходил мрачнее обычного. Не то чтобы Тара следила. Ладно, следила. Она и раньше-то вечно пялилась, а теперь вообще не могла глаз оторвать. Запретный фрукт или овощ, как угодно. Одно остаётся неизменным — когда нельзя, хочется ещё больше. Аж губы чешутся. Ну, или это просто соус слишком острый.
— Нужно сделать что-то с Дином, — говорит Макс, смачно зевнув. — У него опять ночью был экзистенциальный кризис. Я задолбался не высыпаться, честно. Может, ему… ну, с психологом поговорить?
Коул, который в последние несколько дней заимел привычку завтракать за их столиком, хмурится. Потом его лицо становится зловеще пугающими. Он склоняется ближе к Максу и заговорщицки шепчет:
— Я бы на твоём месте не стал трогать Ди. Ты знаешь, как он получил свои способности?
Макс забывает жевать и, завороженно глядя, качает головой.
— У большинства способности начинают проявляться годам к десяти, плюс-минус, — продолжает Коул загробным шёпотом, — но Ди обладал демоническим криком уже в младенчестве. Как-то они с мамой пошли на прогулку, — он делает интригующую паузу, а Макси-плакси ойкает, — малыш Ди был в коляске, и ничего не предвещало беды. Но потом он увидел игрушку, которую очень захотел. У его мамы не было денег, и она не стала ему её покупать. Малыш Ди заплакал… понимаешь, к чему я? — Макс сглатывает и отчаянно кивает. — Да, он убил криком свою маму и еще несколько человек поблизости. С того дня Дин живёт под наблюдением, но, по правде, его опасается даже правительство, и единственный, кто может с ним справиться — это Арон. Он, кстати, давно не студент. Ему тридцать два, и его приставили к Дину с самого младенчества.
— Т-ты знала? — спрашивает ошарашенный Макс у Тары.
— Что ты кретин? — отвечает та. — Догадывалась, но то, что ты настолько ведёшься, не подозревала, честно, Макси-плакси. Как можно быть настолько доверчивым?
Изумление постепенно сползает с лица Макса и заменяется праведным гневом. Коул заходится громким смехом. На их столик теперь таращатся, кажется, все, и даже Фенстерматчер удостаивает их презрительным взглядом. Кроссу не из-за чего переживать, даже если бы Тара и хотела нарушить его запреты, золотой мальчик вряд ли захочет с ней целоваться. Каждый раз, когда они встречаются взглядами, у Фенстерматчера такой вид, будто он скорее поцелует жабу. Или свою эту Ватанабэ. А что, Фенстерматчер часто воспринимает всё слишком буквально, может, и «бьёт — значит, любит» стало его жизненным кредо?
— Как думаете, может, мне стоит осветлить волосы? — спрашивает Тара, пропустив мимо ушей всю перепалку Макса и Коула. — Мне пойдёт?
Коул ухмыляется во всё лицо, бросает понимающий взгляд в сторону Фенстерматчера и Жуковски, которые сегодня сидят далеко от них, а потом говорит странное:
— Осветлить такие роскошные каштановые кудри? Зачем? Ты ему и так нравишься, не понимаю, как ты этого не замечаешь. Ладно бы Макс, он не блещет интеллектом, но ты…
— Чё ты сказал? — возмущается Макс. — Так, стоп, кто кому нравится, не понял?
— Что и требовалось доказать, — театрально вздыхает Коул.
— Тебе кто-то нравится? — спрашивает Макс Тару. — Только не говори, что Ватанабэ! Она моя, я первый её застолбил!