Я склонился над своей папкой и сделал вид, будто ничего не вижу и не слышу. Это было не самое умное, что можно придумать. Такого же мнения был и наш редактор Расул Расулович. Он вынул из машинки перепечатанный лист и сказал:
— Саша, к вам, кажется, кто-то пришел.
Как будто я сам не видел!
Я встал с места и, провожаемый взглядами всех сотрудников, пошел к выходу.
В коридоре я увидел девочку в пестрой бухарской тюбетейке и широком платье без пояска. Она стояла возле окна и держала впереди себя рыжий потертый портфель. Я сразу сообразил, что она пришла вместе с Олимом. Девочка смотрела на меня и улыбалась, как старому знакомому.
Время для того, чтобы сводить счеты с Олимом, было явно неподходящее. Я подошел к Олиму, протянул ему руку и сказал:
— Здравствуй, Олим. Очень приятно. Давно не виделись.
Олим такого корректного приема не ожидал. Он стал навытяжку, как солдат строевой службы, и смущенно смотрел мне в глаза.
Только сейчас я заметил, что Олим пришел без своих тетрадок. Настроение у меня сразу поднялось. Я великодушно посмотрел на своего мучителя и спросил:
— Что там у тебя случилось?
Запинаясь и перескакивая от волнения с одного на другое. Олим начал рассказывать. Из сбивчивой торопливой речи Олима я понял, что меня ждут какие-то ребята. На меня у них вся надежда и надо торопиться, пока не поздно и можно еще что-нибудь предпринять. Убедила меня не логика, которой в рассказе Олима даже не пахло, а его темперамент. Я согласился идти вместе с Олимом. У меня все равно сейчас был перерыв.
Ровно через пять минут, убрав со стола папки, я уже шагал по улицам нашего Дюшамбе. С правой стороны меня эскортировал толстощекий Олим, а слева размахивала рыжим портфелем девочка в бухарской тюбетейке. Звали ее Муслима.
По дороге я выяснил подробности. Оказывается, в Дюшамбе приехали из Сибири два никому не знакомых тут человека — мальчишка Игнат и его мать Ольга Павловна. Эти люди разыскивали фронтовика Сергея Лунева. Ольге Павловне он доводился братом, а Игнату дядей. Раньше Ольга Павловна жила в Запорожье, возле Днепра. В начале войны, когда фашисты приближались к Запорожью, Ольга Павловна эвакуировалась в Сибирь. Игнат никогда не видел своего дядю. Во время войны Сергей Лунев пропал без вести. А Игнат появился на свет уже после войны.
Почему вдруг Ольга Павловна и Игнат разыскивают сейчас Лунева в Таджикистане, Олим и Муслима точно сказать не могли. По дороге я узнал, что торопиться нечего. Сибиряки ушли в военкомат и возвратятся не скоро. Но поворачивать назад теперь уже не имело смысла. Раз дело начато, лучше подождать Игната и его мать и выяснить все самому.
Наша троица — то есть я, Олим и Муслима — передвигалась по городу со скоростью хромого ишака. Я не торопился, но меня выводили из терпения дружки-приятели Олима. Мы встречали их буквально на каждом шагу. Все норовили задержать Олима хотя бы на минутку, поболтать с ним или просто пожать руку этой выдающейся личности.
Дольше всего нам с Муслимой пришлось ждать Олима возле Центрального парка культуры и отдыха. У Олима нашлось тут два неотложных дела. Он взвесился на медицинских весах, а затем, напрягаясь всем телом, выжал белый, сверкающий на солнце силомер. Как я успел заметить. Олим не заплатил за эти удовольствия ни гроша.
— У тебя тут кредит? — спросил я Олима, когда он подошел.
Олим улыбнулся.
— Так это ж Усман. Между прочим, это мой приятель!
Олима Турдывалиева знал весь город. И чайханщики, и кондуктора троллейбусов, и чистильщики сапог и даже милиционеры. Олим любил всю эту пеструю публику. К Олиму тоже относились неплохо. Иногда ему разрешали бесплатно прокатиться в троллейбусе, иногда пускали без денег в кино. Правда, пускали только на плохие картины. В гулком пустом зале сидели лишь влюбленные и пенсионеры. Но для Олима это не имело значения.
У Олима было больше недостатков, чем достоинств. Но — я не могу скрывать этого — у него было доброе и вместительное сердце. В дни, когда у Олима заводились вдруг деньги, он приходил в кино со свитой. Вслед за Олимом в двери театра устремлялась орава малышей с карманами, отвисшими до колен от гаек, гвоздей и других тяжестей. Олим важно шел впереди процессии с билетами в руке. На вопрос билетера, куда и с кем сыплет этот горох, Олим кратко сообщал:
— Пропустите. Это со мной.
Мы приближались к цели. Главные улицы города с красивыми зданиями, магазинами и чайханами остались позади. На плоских глиняных крышах сушился первый урюк. Вокруг гудели рыжие осы. Они впивались в зыбкую радужную мякоть и, охмелев от сладкого сока, улетали прочь.