— Я думаю, на этой стадии его интересовали только фотографии. Возможно, он выбирал определенные черты лица или ту или иную форму костей черепа. Не забывайте, Эмиль, что он далеко не первый год работает в этой области. Клиентура клиники Мортимера состоит в основном из богатых женщин средних лет, стремящихся сохранить или возвратить свою красоту.
Фаберже упрямо сопел.
— Сколько мы ему платим? — требовательно спросил он.
— Пять тысяч задатка плюс гонорар из расчета сто фунтов в день, пока продолжается курс лечения. В итоге получится тысяч десять, возможно, немного больше.
— Это же уйма денег!
— И уйма работы. Ведь речь идет не просто о том, чтобы сделать женщину привлекательной. Доктор Рафф должен создать красоту там, где ее нет, — подлинную, естественную красоту. Он утверждает, что, счастливая избранница может стать самой красивой женщиной в мире.
Фаберже недоверчиво хмыкнул.
— Ему когда-нибудь приходилось это делать?
— Только в определенных пределах. Не много найдется женщин такого возраста, когда красота еще чего-то стоит, у которых была бы возможность истратить на нее десять тысяч. Его пациентками были несколько кинозвезд, дочери очень богатых родителей и тому подобное, но все это сохраняется в тайне. И, наконец, какая женщина захочет признаться, что вынуждена покупать красоту за деньги и что ей искусственно изменили лицо и тело? Тем более, если лечение продлится неопределенно долго.
Заметив мелькнувшее в глазах Фаберже удивление, она прибавила:
— Курс лечения предусматривает биохимические и гормональные методы, а также особый регулирующий препарат, называющийся стимулин, — открытие доктора Раффа. После того, как в организме произойдут желательные изменения, необходимо поддерживать гормональное равновесие, а это влечет за собой периодическое повторение курса, так сказать, подпитывание организма.
— Послушайте, Аманда, — встревоженно начал Фаберже. — Я не желаю, чтобы наша фирма влезла в длительный и дорогой эксперимент, которому, как я вижу, конца-края не будет.
— Ну, конечно же нет, Эмиль, — уверенно ответила она. — Как только мы завершим свою рекламную кампанию и докажем эффективность стимулина, эксперимент закончится.
— А что будет с девушкой?
— Это не наша забота, — равнодушно ответила Белл. — Она будет просто выполнять определенную временную работу, за которую ей хорошо заплатят. На этом наши обязательства по отношению к ней закончатся.
Она обошла стол и слегка коснулась губами лысины Фаберже.
— Штука-то вот в чем, Эмиль. Стимулин сделает девушку красавицей, а в состав «Красотворца» будет входить стимулин. Именно так мы и будем его рекламировать: «Красотворец» — крем со стимулином. Разумеется, процент содержания стимулина исключительно мал, да, откровенно говоря, он вряд ли сумел бы подействовать в составе косметического крема, но соблазн очень велик. Разрекламированный таким образом «Красотворец» быстро завоюет косметический рынок.
— Да, но девушка…
— Хватит вам беспокоиться о девушке, Эмиль. Доктор Рафф не меньше заинтересован в том, чтобы все сохранить в тайне, и мы с ним уже разработали план. Она будет молчать и поэтому не доставит нам никаких неприятностей.
Миссис Белл наклонилась и нежно похлопала его по отвисшим щекам.
— Положитесь на свою Аманду, — прошептала она.
Глава пятая
В день, когда пришло письмо, Мэри Стенз прямо из офиса пошла в кино. Временная работа, которую она нашла на прошлой неделе, в основном заключалась в перепечатке скучных служебных документов, и, чувствуя нарастающую усталость и душевную пустоту, Мэри позволила себе истратить четыре шиллинга и немного развеяться. Кроме того, что ее действительно интересовала игра актеров, хотя впечатление было ослаблено, как всегда в кино, была еще одна причина, почему ей не хотелось возвращаться домой: Пенелопа этим вечером почти наверняка принимала очередного «друга», поэтому ее задержка на два-три часа была, по меньшей мере, проявлением обычной тактичности.
Когда после десяти она подошла к мрачному старинному дому георгианской эпохи, их окно на третьем этаже еще светилось. Она устало поднялась наверх по лестнице и открыла дверь своим ключом.
В гостиной горел свет, но никого не было. Зато из спальни доносилась какая-то возня, и вдруг Мэри услышала резкий мужской смех. Она пересекла комнату, остановилась перед выщербленным зеркалом, висевшим над холодным, грубо размалеванным камином, и уставилась на свое отражение. В желтоватом свете единственной лампы, свисавшей с потолка, у нее был такой же неухоженный, непривлекательный вид, как и у всей квартиры. Мэри сердито перевела взгляд на отражение за спиной: на выцветшие обои в цветочках, дешевенькую мебель, и ее с новой силой охватило чувство беспомощности и недовольства, которое каждый раз вызывала у нее эта комната.
Но вдруг она заметила письмо. Оно лежало на маленьком шатком столике, единственном в комнате. Бледно-голубой конверт украшала отпечатанная в левом верхнем углу эмблема в форме цветка, состоящего из слов: «Косметическая фирма «Черил». Чья-то рука уже успела грубо надорвать конверт — наверное, Пенелопа поторопилась удовлетворить свое любопытство. Мэри медленно вынула сложенный вчетверо лист голубоватой бумаги и развернула его.
Вверху письма красовалась та же эмблема и полное название фирмы, выведенное элегантным рукописным шрифтом через весь лист. Затем шли два адреса: один — правления фирмы на Парк-Лейн, второй — фабрики в Стенморе. Отпечатанное на машинке письмо было коротким. Внизу стояла подпись: Аманда Белл.
«Уважаемая мисс Стенз!
Благодарю Вас за ответ на наше объявление в «Гардиан». Буду рада, если в следующую пятницу в 11.00 Вы зайдете ко мне в исследовательский отдел нашей фабрики в Стенморе для личной беседы и медицинского осмотра.
С уважением…»
Она трижды перечитала письмо, пытаясь унять радостное возбуждение. Прошло больше недели с тех пор, как она говорила в редакции с Полом Дарком и Брендой Мэйсон, и Мэри начала отчаиваться, полагая, что и эта работа ускользнула от нее. Но хватило этих нескольких отпечатанных на машинке строчек, чтобы ее угрюмая безнадежность тут же, словно по мановению волшебной палочки, уступила место радостному возбуждению. Она повернулась к зеркалу и прояснившимися глазами стала тщательно разглядывать свое отражение, представляя себя в двойной роли: как объект суперсовременного косметического опыта и как тайного репортера «Наблюдателя». Обе перспективы ей понравились.
«Погоди-ка, но ты ведь еще не получила этой работы, — сказала она себе, охваченная внезапной тревогой. — Может, ты совсем не подходишь для того, что им нужно. Может, им нужна девушка совсем не такая, как ты, а с другим лицом или фигурой…»
Вдруг в спальне что-то тяжело грохнулось на пол, и тут же раздался пронзительный, почти истерический смех Пенелопы: «Ой, Питер, дурачок ты мой… какой же ты забавный!..» Отчетливо слышно было каждое слово. Потом из-за стены донесся низкий, неразборчивый голос Питера, за ним сдавленный смех Пенелопы, и наконец наступила тишина.
Мэри нахмурилась, вздохнула и обвела взглядом комнату, ища свою сумку. Затем вновь остановилась перед зеркалом и, поворачивая голову из стороны в сторону, начала тщательно пудрить лицо и красить губы. Она попыталась взглянуть на себя глазами постороннего человека, больше всего ей хотелось заметить в своей обычной внешности хоть какие-то признаки настоящей красоты, но осмотр только огорчил ее.
«Черил», — подумала она. — Так называется та дорогая косметика, которая продается в больших магазинах Вест-Энда. Светло-голубые коробки с серебряной каймой. Это известная фирма, ее изделия рекламируют даже кинозвезды. Она может сделать для меня очень многое… Я уверена, что это и есть тот счастливый случай, которого я так всегда ждала. Если бы только я была хоть немного привлекательней…»
Она рассматривала в зеркале свое грубо накрашенное лицо, и внезапно мысли ее круто повернули в другое русло.