И в то же время Голда всегда оставалась настоящей женщиной. По воспоминаниям биографов, у нее было всего два платья, но при этом она никогда не знала недостатка в поклонниках. Ее биограф Ральф Мартин писал о ней: «Она была замечательной, очень хорошо выглядела, и всегда вокруг неё была некая атмосфера таинственности. Её глаза были полны волшебства». А Яков Цур, дипломат и переводчик, вспоминал: «Голда умела завоевывать сердца. Общавшиеся с нею люди быстро попадали под обаяние ее естественности и простоты, ее таланта ясно и понятно излагать свои позиции…» Во время работы в Женском трудовом совете она познакомилась с Залманом Шазаром – выходцем из Белоруссии, прекрасным оратором, видным политиком и будущим президентом Израиля. Он стал не только учителем и соратником, но и – на много лет – любовником Голды, хотя и был женат. Так же среди жертв обаяния Голды называют «отца государства Израиль» Давида Бен-Гуриона и главу американских сионистов Генри Ментора, политика, будущего министра образования Израиля Залмана Арана и председателя Еврейского национального совета Давида Ремеза. Ремез любил Голду всю жизнь и много сделал для ее продвижения. Он отзывался о Меир как об обладательнице «огромной личной магии», а та не раз признавалась, что «любила его очень сильно». Даже жена Ремеза преклонялась перед харизмой и обаянием Голды Меир. Как писал Мартин, ее любили, потому что «она была достаточно сильной, чтобы показать свою слабость». И хотя о ее бурной личной жизни ходило немало слухов, все признавали, что ее многочисленные романы – как реальные, так и вымышленные – были лишь проявлением ее щедрой и страстной натуры. Голда всегда была готова идти до конца – и в ненависти, и в любви.
Залман Шазар, 1951 г.
В 1934 году Голда стала членом Исполнительного комитета Гистадрута – еврейского профсоюза, ставшего со временем одной из влиятельнейших организаций Ишува, то есть еврейской общины Палестины. Голда занималась там социальными вопросами, и при этом сама она жила в условиях, которые могли привести в ужас любого: снимала комнатки без электричества и канализации, почти не имела личных вещей, питалась чем придется, а спала на кушетке в своем кабинете. В июле 1938 года она была послана на Эвианскую конференцию как еврейский наблюдатель – там обсуждался вопрос о еврейских беженцах, спасавшихся от нацистских преследований. Один за другим представители разных стран выступали с сочувственными речами, заканчивавшимися одним и тем же: их государства не могут принять евреев. Некоторые соглашались – на двести, сто, семьдесят человек… Лишь Доминиканская республика обязалась принять сто тысяч евреев. Разочарованная Голда заявила журналистам: «Я надеюсь увидеть только одно до того, как я умру – что моему народу больше не понадобятся выражения сочувствия».
Англия, обладавшая мандатом ООН на Палестину и жестко контролировавшая приток эмигрантов на Ближний Восток, накануне Второй мировой войны практически полностью перекрыла эмигрантам доступ на Землю обетованную: согласно Белой книге – отчёту министра колоний Малькольма Макдональда британскому парламенту, – в Палестину допускались максимум 75 тысяч человек в год, и через пять лет поток эмигрантов должен был прекратиться полностью. Позиция Англии, не желавшей ссориться с арабскими государствами, которые категорически возражали против назревающего у них под боком еврейского государства, была понятна, но евреям от этого было не легче. Голда, как могла, боролась с такими жестокими условиями, обрекшими на смерть миллионы евреев в Германии и оккупированных территориях: например, она посетила лагеря беженцев на Кипре и, ужаснувшись тамошним условиям, убедила власти пропустить в Израиль детей. Когда английские войска задержали корабль с пятью тысячами евреев из Северной Европы, она лично поднялась на борт и уговорила солдат пропустить судно. Как признавался после этого инцидента секретарь Британского военного совета Альберт Спенсер, «Голда была самой одаренной женщиной, которую я встречал. Подобно мистеру Черчиллю, она находила простое решение любой проблемы».