Рассмеялся цыган, поднялся во весь свой высокий рост.
— Так чего же ты хочешь, мать? Может быть, мне силой дочку от твоих наук оторвать да замуж выдать? Я, хоть и Баро[2], но не чувствую над ней такой власти. Да и от веку у цыган такого не было, Муж — цыганке единственный хозяин, но уж хозяина-то она вольна выбирать себе по душе сама. Не спеши. Когда бы Ляна не была так хороша, то науками твоими парня приворожила бы, — смеясь закончил он и, резко повернувшись, зашагал к своему шатру.
— О, мир слепцов, — грустно пробормотала вслед сыну старуха, — редко какой женщине, а мужчине еще реже дано заглянуть в будущее. Передо мной лишь изредка и совсем немного приоткрывает оно тайну свою, а внучка вот, к несчастью ее, сможет больше, много больше… Только спит пока, ее сила, и что может разбудить ее, не знает никто, а потому и она не знает, что поживаю я, дряхлая, на этой прекрасной земле последние дни, и не успеет уже мне Ляна правнуков подарить.
Грустно посмотрела старая женщина на догорающее пламя и унеслась мыслями в прошлое, и ожило оно, вернув на миг яркую ее молодость, напоенную весенними ароматами цветущей Бессарабии.
«Жалеть не о чем, — с тихой печалью подумала цыганка, — было так до меня и так пребудет вовеки: на смену старому семени взойдет новый росток, и сам он упадет в землю, дав начало очередной жизни… И так без конца. Пойду взгляну на спящую Ляну и грусть пройдет… Нет, не о чем мне жалеть, не о чем…»
Глава 2
Самолет капитана Арсеньева в крутом вираже разворачивался над городом. Мелькнули за стеклами истребителя вызолоченная солнцем река и залитая водой пойма, пронеслись высотные дома и ровные шеренги улиц.
Арсеньев запросил разрешение и, коротко поговорив с диспетчером, повел машину на посадку. Колеса МИГа точно, как положено, коснулись полосы бетона в самом ее начале. Он полностью убрал тягу двигателей и с удовлетворением ощутил хлопок тормозных парашютов, резко замедливший бег самолета.
В наступившей после полной остановки машины — тишине резко прозвучал щелчок открываемого фонаря. Капитан посидел в своем тесном пилотском кресле, ожидая, пока подойдет его верный Пансо — техник Бойцов.
Несколько минут спустя он уже уверенно шагал по летному полю: высокий, сильный, немного грузный в тяжелом и жестком противоперегрузочном костюме, с удовольствием вдыхая запах нагретой солнцем травы через откинутое забрало гермошлема.
Когда Андрей Арсеньев с мокрой после душа головой, подтянутый, даже щеголеватый, в аккуратно отглаженной форме прошел по коридору мимо первого поста с застывшим у знамени часовым, то почти уже у выхода услышал оклик дежурного офицера:
— Арсеньев! Тебя полковник ищет.
— Ищет?! — возмутился Андрей. — Час назад мог бы поискать где-нибудь над Сухуми. Я же только из душа.
— Ну вот пойди и расскажи ему это, — язвительно посоветовал дежурный.
Андрей быстро перебрал в голове все возможные грехи, за которые могла бы грозить выволочка, и пришел к выводу, что чист как ангел небесный.
— Налет часов прекрасный, ночных вылетов достаточно, дисциплинарных проступков… нет, — с удовлетворением решил он. — Взбучки вроде бы быть не должно, а там, как начальство решит. Ему всегда видней.
Войдя в кабинет командира, Арсеньев четко начал докладывать о прошедшем патрульном вылете, но был остановлен нетерпеливым жестом полковника:
— Знаю, знаю, капитан, что все нормально. У нас ведь система проста, как веник: было бы ненормально — уже бы доложили, а так…
Он устало махнул рукой и доброжелательно взглянул на подчиненного. Арсеньев в глубине души облегченно вздохнул.
— Я тебя за другим звал, — продолжил командир. — Ты видел, там почти на краю летного поля табор цыганский?
— Нет, товарищ полковник, я заходил на посадку с запада, и если он там, — он кивнул в сторону, куда указала рука командира, — то промелькнул так, что не заметишь.
— Точно, Андрей. Что-то я действительно… Устал видно. Как бы ты его увидел? Понимаешь, я тут вчера допоздна засиделся, а цыгане эти такой концерт устроили — прямо театр «Ромэн». С одной стороны, вроде и неплохо, а с другой, — быть им там совсем не положено. Это же почти на границе летного поля. Безобразие! Черт те что развели, понимаешь. Офицеры наземных служб и слышать не хотят о том, чтобы с ними связываться. Говорят: стоит только подойти к табору, как подвергнешься такой атаке женщин и детей, что сразу расхочется объяснять этому вольному народу положения устава караульной службы.