Хозяйка питомника невольно размечталась. Новые медикаменты многих делают двуплодками. Р-раз – и двойня, как под копирку. Сколько прибыли!..
Может, хватит Сто Пятой шляться по околице, ловить жуков и рыться палкой в норах? Без неё вожатых вдоволь. Обоснование найдётся: «Лишена стадного чувства».
– Слушаюсь, мэм.
Русский робот цвета хаки – умная машина. С ним взвод «служак», проворных мелких киберов в виде жуков и пылесосов на колёсиках. Бегают как муравьи. Эти живо управятся с розыском.
– …ранняя диагностика губчатого маразма, – вещал китаец. – Прионы, созданные сирианами, превращают здоровых пожилых людей в инвалидов. Развитые страны тратят огромные средства на обеспечение больных. Препарат, созданный в лабораториях Шицзячжуана, позволяет замедлить дегенерацию мозга…
Новости слегка устарели. Даже в эпоху сверхсветовой техники они с запозданием приходили от Земли сюда, к альфе Центавра.
Но хозяйка жадно вслушивалась. Азиаты всегда что-то выдумывают, разные лекарства, добавки, потом завозят пробную партию – причём пилюли раскуплены задолго до выгрузки.
Страстно хочется наесться любой химии, каких угодно травок, порошка из муравьёв. Это хоть какая-то гарантия, что мозги не скоро улетят. Можно заболеть и умереть от одной мысли, что в твоём черепе образовалась губчатая мякоть.
* * *
Сургут налаживал траншейный экскаватор, когда его достал сигнал хозяйки.
По графику пора заняться рабочими механизмами – а тут дни межзвёздного прохождения. Связь барахлит. За околицей волнуется и злится дикое зверьё, у людей невроз и сердечные колики. Даже овечки дурят.
Отобедав, три ярки – те, что посмелее, – прибежали глазеть, как трудится искусственный человек. Расселись на кожухе движка, болтают ногами и потешаются. Сытые, лоснящиеся смуглые животные с бирками в ложбинках между грудей.
– Сургут, а сколько ты можешь поднять?
– Много.
– Сургут, почему на тебе столько клапанов?
– Для соединения с периферийными устройствами.
– Сургут, давай мы тебе глаза нарисуем!
– Не нуждаюсь.
– На затылке! Ха-ха-ха!
– Я вижу вас при любом положении головы.
Он походил на астронавта в броневом скафандре или древнего рыцаря. Круглая голова с выступами-рожками, едва намеченными чертами лица и пластинами, лежащими как черепица, вместо рта. Немигающие глаза с заслонками и пуговки сенсоров по экватору головы, тонко блестящие микролинзами.
Дизайнеры Брянского Машиностроительного завода наделили его мощью вместо красоты и выкрасили в коричневато-зелёный армейский цвет.
– Сургут, покажи фокус.
Он подумал и выпустил антенны. Ярки завизжали, захлопали в ладоши:
– Ещё! ещё чего-нибудь!
– Покатай нас на служаке.
– Вы его сомнёте своим весом.
– Да хватит, он крепкий пень!.. Три-Пять, а ты не садись, у кибера ножки треснут. Жрёшь как проглотина.
– Заткнись! Сама просишь две добавки, попа шире колеса.
– Это не я – гормоны просят.
Питомницы знали: робот мало чем отличается от экскаватора. Но с ним можно потрепаться. Это прикольно – болтать с движущимся механизмом. Кажется, что он живой.
Вообще овцы обожали смотреть, как что-нибудь шевелится – на экране или так, перед глазами. Ходили любоваться умильными ягнятами, которые копошатся в кроватках. Такие масенькие, такие ляльки!
– Я занят. Идите в кошару, отдыхайте.
– Ну, неохота! Мы здесь посидим.
– Там скукотища. Ти-Ви нету, глядеть нечего.
– Идите в пруд купаться, охладитесь.
– Мелюзга всё замутила, вода как гороховый суп.
– Нам перед вживлением нельзя, нам только в душ.
– А у тебя в России есть овечки?
Этот вопрос озадачил Сургута. Разведение «подопечных» не входило в программу его обучения.
– Нет сведений.
– Наверняка есть. Наши везде живут.
– Даже в городе. Двадцать Вторая их видела.
– Ага, они там раздают еду на кормопункте.
– Овца бестолковая, это называется «кафе»!
– Два-Два сказала, там красиво одевают. Юбка, тапочки, передник и такое на груди, вроде банта.
– Хочу в дом отдыха, к военным. Вот бы меня подарили туда! Мущщины, обалдеть!..
– Фиг тебе, бяшка. Лысый яйца привёз, в осень ягниться надо. Завтра строем к медичке. Зря что ли впрыскивались?
Из вредности Тридцать Вторая ткнула подругу туда, куда вводят гормоны, пробуждающие естество. Место давно не болит, а всё равно душа набок.