Надо сказать, что в творчестве Пушкина и Лермонтова «эстетический альпинизм» занимает не последнее место, особенно, конечно, это относится к последнему, где вторжение горечи и обличения байроновского духа, выдвинуло на сцену этот страстный пафос Кавказа, как протест против низин человеческого духа почти в том же роде как позже у автора «Эдельвейса» и «Песни о Соколе».
Восхождение на горы, кроме всего прочего является так же спортом и притом часто, весьма ответственным.
Многие горные вершины были попираемы весьма не многочисленными ногами смельчаков, а некоторые и совсем не посещались человеком, как в виду трудных условий подъема, так иногда и необычайно сурового климата, господствующего на них.
Высоты, будучи покрыты снегом и льдом, различны границами своего постоянного обледенения.
Так например, на 60-ой параллели, область вечных льдов будет постоянной на высоте шести тысяч фут. Фузи-яма будучи расположена около тридцать пятой параллели, не имеет возможности сохранить свои снега в течение года, ибо на тридцать пятой параллели необходима была бы высота в четырнадцать тысяч фут, чтобы вершина горы была покрыта снегами, не боящимися солнечною тепла; впрочем, надо заметить, что для первых трех тысяч верст от экватора линия постоянною обледения держится идентично на высоте четырнадцати тысяч фут.
Фузи-яма на три тысячи фут ниже Монблана. но почти на эту же меру выше Олимпа и более чем в три раза выше Везувия и Этны; из гор Азии Фузи-яма, гораздо более чем, в два раза ниже Эвереста но на тысячу четыреста фут превышает хорошо известную, нашу Сибирскую Белуху; Камчатская Ключевская сопка все же превосходит Фузи-яму на целых три тысячи с лишком фут, но на ней не ступала нога человека.
Подняться же на Фузи-сан это в два с половиной раза превосходит Урал или Алтай.
Восхождении на высокие горы много иногда, опасного, героического, исключительного необыкновенного, но альпинизм бывает и комическим; Альфонс Додэ, я убежден, не выдумал своего Тартарэна, подымающегося на настоящую Альпийскую гору, также и несравненный юморист не выдумал маленькую Риги-Кульм, распластавшуюся вдоль Фирвальштедского озера с которого отчетливо виден фуникулер, а также помпезный отель, расположенный на вершине, сквозь хрустальные витрины которого так обрадовались приходу ночного Тартарэна.
Фудзи видна с различных мест, даже когда находишься от нее в расстоянии десятков миль. Блуждаешь ли вдоль каналов Йокогамы, на горизонте облачный покров и Фузи-яма возникнет над спиною моста, подобная голубой островерхой палатке, воздвигнутой в туманных далях.
В Токио несколько «небоскребов», правда не достигающих более десяти этажей, но с плоских крыш, за пыльным морем черепичных кровель, встает алмазная шапка вершины Фузи-сана, покрытого снегами.
Взглянув из теплых долин Японии вверх на царственную вершину, можно, как по календарю, знать время года и, даже, погоду и, конечно, час.
Если гора голубая, и в оправе голубизны самоцветно сияют два три клока снегов, то это жаркое лето, когда вершина доступна, когда со стольких уст срывается: «мы завтра едем на Фузи-яму;» но вот на чистом, слегка зеленоватом небе четкий, бесконечно взнесенный профиль горы, накрытый будто серебряной ризой, теперь зима близка, когда сквозь стену из тонкой бумаги дует холодный ветер, когда синеют ручки «мусмэ», а к золотым рыбкам, что плавают в бассейне среди крохотного садика, падает большими пушистыми мухами красивый, прохладный снег.
Япония изобилует дождливыми периодами. Океан который всюду так недалек, дает себя чувствовать, вода не только зрима на горизонте, но постоянно, то в виде тумана, то бусящего дождя, она заставляет улицу открывать послушно, всегда готовые к этому, широкие зонты из промасленной бумаги; часто же вода появляется в атмосфере в таком количестве, что город кажется попавшим в струю водопада, от водоворота, попираемого ветром, не спасет тогда ничто.
При таком климате, в Японии можно прогостить месяц, объехать все тридцать провинций, из которых Фузи-яма исторгает восклицания восторга, украшая их вечера и не увидеть Фузи-ямы.
А быть в «стране восходящего солнца» и видеть священную гору лишь на бесконечных открытках, рекламах, стилизациях архитектурных мотивов, это все равно, что, быв в России, не иметь представления о Волге, даже больше ибо Фузи-яма эпатировала не одного Гокусая, с его ста видами этой горы, но в Японии, так много изображений ее; они настолько преследуют ваше зрение всюду, что здесь, для любящего отсутствие однообразия, есть риск схватить Фузиямофобию.
Я так много распространяюсь о Фузи-яме, потому, что писать о ней равносильно писать о характерной для Японии.