– Всё верно, но мне адаптация почему-то даётся с трудом.
– Но есть же генетическая память. После выхода из Египта весь народ стоял у горы Синай и был свидетелем Его присутствия. Психологическое воздействие было настолько мощным, что оно запечатлелось в нашем подсознании и генофонде.
– Я понимаю, к чему ты клонишь. Значит, у меня произошёл генетический сбой. Хотя родители мои чистокровные евреи, бабушки и дедушки тоже, – усмехнулся Гриша.
– Советская власть постаралась истребить нас духовно, и ей это почти удалось. Хотя уничтожить нас физически она не успела, великий вождь приказал долго жить, – грустно заметил Яков. – Похоже, еврейское самосознание зависит не столько от генетики, сколько от психологических факторов, воспитания, воздействия пропаганды и общества, в котором мы жили. Ты не должен себя винить. Я всё понимаю. Сам был на грани и, если бы не отец, остались бы мы в совке.
Вернулась симпатичная официантка с подносом и поставила на стол два высоких бокала тёмного пахнущего хмелем пива и большие тарелки с салатом и пастой.
– Ого, вот это порции, – цокнул языком Яков, – и такие аппетитные. Ну, давай выпьем за встречу.
Они чокнулись, с удовольствием отпили из бокалов и принялись за еду.
– В нашей стране от голода не умрёшь, – сыронизировал Гриша. Здесь другая проблема. В галуте8 мы, чтобы выжить, всё время должны были доказывать своё профессиональное и интеллектуальное превосходство. Зависимость от гоев заставляла нас вкалывать. А в Израиле ты как бы среди своих, и этот стимул перестаёт работать.
– Я слышал, что и тут нужно себя показать и зарекомендовать.
– Когда меня приняли на работу, пришлось, конечно, изучить новую технику и технологию, да и язык подтянуть. Но потом я освоился на работе и успокоился. Здесь всё-таки много востока, ментальность другая.
– Поэтому, чтобы почувствовать себя опять евреем, ты хочешь вернуться в галут?
– Наверное, – вздохнул Гриша.
– А выйдет всё наоборот. Встретишь там прелестную канадку и прощай. Твои дети примут христианство, станут гоями, и прервётся двухтысячелетняя нить твоего еврейского рода. Или тебе безразлично?
– Если я буду счастлив, какая мне разница. И детям моим в жизни будет легче, никто их не будет преследовать, – оправдывался Гриша.
– В цивилизованных странах сегодня нет дискриминации по национальной принадлежности. А вот родители твои очень расстроятся.
Они замолчали, потягивая пиво и доедая остывающую пасту. Мимо них прошли несколько ортодоксов в чёрных костюмах и белых рубашках.
– Лучше всего в нашей стране живётся верующим. Для них она земля обетованная, завещанная им в вечное владение. И никаких проблем, только молитесь, учите Тору, ждите мессию, плодитесь и размножайтесь и слушайте своих раввинов, – не без иронии заметил Гриша.
– Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Да, с разведённой, с ребёнком. Влюбилась в меня, как собачка, а это тоже проблема, не умею бросать женщин, жалко их. Поэтому своими планами с ней не делюсь.
– Когда собираешься уезжаешь? – спросил Яков напрямик.
– Ещё не скоро. Я получил отсрочку от армии. Через три месяца пойду служить, а потом уеду.
– Говорят, что армия всё ставит на свои места. И голову тоже приводит в порядок. Может быть, передумаешь, а если женишься, то тогда вдвоём с женой будешь решать, в какой стране жить.
Они расплатились с официанткой, которая время от времени с интересом поглядывала на красивых парней, поднялись из-за стола и продолжили прогулку по Иерусалиму.
Глава 3
1
Рахель прилегла отдохнуть и тут же уснула, измотанная родами и последними беспокойными ночами. Ави с коляской и дочерью Тамар прогуливались во дворе. Мама возилась на кухне. Рахель разбудил настойчивый телефонный звонок.
– Алло, – с трудом поборов дремоту и с наслаждением потянувшись всем телом, негромко произнесла она.
– Поздравляю тебя с наследником, о, царица Вавилона, – донёсся из трубки бодрый голос Якова, – нам никто не помешает поговорить?
– Всевышний благоволит нам, мой добрый повелитель. – Её вдруг охватила безудержная радость. – Твоя верная рабыня слушает и повинуется.
В телефонной трубке раздался приглушённый смешок.
– А я, было, подумал, что ты меня забыла. Забот у тебя прибавилось. Не до меня сейчас. Ну, как прошли роды?
– Без осложнений, ведь они у меня не первые.
Рахель выглянула в открытое окно. На город опускался тёплый летний вечер. Ветви растущего в их маленьком саду лимона касались стен дома, и едва уловимый терпкий запах спелых плодов проникал в спальню. На изумрудном ковре травы в беспорядке лежали игрушки. Ни дочери, ни мужу стало не до них. Появление в доме новорожденного человечка всколыхнуло сложившийся за годы быт. Теперь всё было подчинено ему, новому хозяину. Его неспособность выразить свою высочайшую волю только ещё больше подстёгивала бабушек, заставляла прислушиваться и внимать, пытаться переводить на понятный всем язык его бессловесные требования. Рахель вдруг захотелось, чтобы он вновь оказался здесь рядом с ней, на этой постели – свидетельнице их безудержной страсти. По её телу пробежала горячая, непрошеная волна. Она вся покрылась испариной, рука судорожно задрожала, едва не выронив потную телефонную трубку.