– Высыпаешься? – спросил Илья Зиновьевич.
– Не всегда. Однажды был такой забавный случай. В нашем взводе есть один тирон22 из России. Старается, но всё время делает оплошности. Во время построения как-то раз он поправлял спадавшие с него штаны. В наказание сержант ему говорит:
– Знаешь, где моя комната?
– Так точно!
– Так вот, завтра в пять пятнадцать ты встанешь напротив комнаты и будешь кричать: «Доброе утро, командир!», пока я не выйду и тебя не остановлю.
– В то утро взвод поднялся на час раньше, чтобы увидеть эту сцену из окна. Во второй половине дня все падали от недосыпа.
– Ну и методы у нас.
– Мама, во всех армиях они есть. У нас ещё вполне гуманные. Ничего не поделаешь.
– Ну ладно, сынок, пойди, отдохни. Ты заслужил, – сказал отец, улыбнувшись.
Яков поднялся и поплёлся к себе в комнату. Он разделся и в одних трусах направился в ванную. Минут пять он стоял под тёплыми струями, потом набрал в ладонь большую жменю шампуня и покрыл голову густой пахучей пеной.
9
Яков заехал на грунтовую стоянку возле школы и, припарковав автомобиль, быстрым шагом двинулся на улицу Хилель. Он увидел её на углу и подал знак рукой. Женя увидела его, подбежала и бросилась ему на шею. Её поцелуй был сладок и продолжителен. Они стояли так несколько минут на оживлённом перекрёстке, не замечая проходящих мимо людей и проезжающих рядом машин.
– Ты такая красивая сегодня! А платье какое! – сказал Яков, отдышавшись и с восхищением взирая на неё.
– Хотела тебя поразить. Почему так редко звонил?
– Два телефона-автомата на всю базу. Попробуй, пробейся, очередь всегда в свободное время, которого почти нет.
– Ты скучал по мне?
– Очень. Хочешь перекусить что-нибудь?
– Не откажусь.
– Тогда вперёд. Здесь на Саломон есть вкусная забегаловка.
Они пошли, держась за руки и через несколько минут сели за столик на открытом воздухе. Официант принял у них заказ, и Женя с наслаждением оглянулась по сторонам.
– Я люблю эти старинные улочки. Они как бы напоминают, что Иерусалим – древний город и что этот район, как культурный слой, переносящий нас в девятнадцатый век.
– Мне нравятся и современные кварталы. Иерусалим, как машина времени, его нужно читать, словно летопись… Ладно, вернёмся в двадцатый век. Какие предложения на вечер?
– Приглашаю тебя на концерт в театр. Сегодня там играет хороший джазовый ансамбль.
– Идёт. Я люблю джаз.
– Моя подруга улетела в Лондон на конец недели. Оставила мне ключи. Как ты на это смотришь?
Яков взглянул на Женю и почувствовал сильное влечение, вытесненное из его молодого тела и сознания на целый месяц, занятый каждодневной учёбой и тренировками.
– Ты ещё спрашиваешь? Может быть, на концерт пойдём другой раз?
Женя усмехнулась, и розовый цвет молодости окрасил нежную кожу её прекрасного лица. Появился юноша с подносом и поставил на стол две большие тарелки, пахнущие чипсами и сёмгой, и блюдо с овощным салатом, посыпанным кусочками пармезана.
Район Бейт Ха-керем, где проживала её подруга Аелет, утопал в зелени деревьев, посаженных в двадцатых годах, когда строились эти одно-двух-трёх этажные особняки. Центральная улица, вдоль которой стояли по обеим сторонам автомобили, была тиха и молчалива, и только редкая машина и одинокий прохожий нарушали порой её безмятежный покой.
– Останови здесь. Вот её дом, – произнесла Женя, положив руку на его плечо.
– Ну и домина. Богатая, видно, семья, – с искренним удивлением сказал Яков.
Он припарковал машину, они вошли в калитку и по уложенной плитками дорожке, поросшей с одной стороны высокими кустами роз, прошли к освещённому тусклым светом крыльцу. Женя достала из сумочки ключ, и дверной замок щёлкнул под его лёгким нажимом.
– Заходи, Яша. Сегодня мы здесь хозяева.
Они миновали маленький коридор и оказались в огромной, уставленной старой добротной мебелью гостиной.
– Её дед был гендиректор какого-то министерства. Работал ещё с Бен Гурионом. А отец главный экономист в министерстве промышленности. Но что интересно, материальный достаток и практически неограниченные возможности её совсем не испортили. Ни снобизма, ни высокомерия. Она добрый и интеллигентный человек. Ну, кто я по сравнению с ней? А для неё это не имеет никакого значения.
– Потому что ты сама, как слиток золота. Она увидела тебя такой, какой я вижу тебя.
Он притянул Женю к себе и почувствовал учащённое биение её сердца. Она прильнула к нему и поцеловала его обветренные в пустыне губы.
– Подожди, ты меня отсюда не сможешь поднять.