Любимый пёс, поднявшийся вслед за Настоятелем, положил свою красивую голову мне на колени и смотрел на меня влюблёнными глазами, ожидая ласки. Я рассеянно погладил его и ответил, растроганный, на вопрос главы общины:
— Думаю, что сюда перенесся кусочек рая, батюшка, и царящий здесь покой доказывает, что благословение Создателя хранит это место, даруя утешение и исцеление огорчённым сердцам, ищущим здесь прибежища.
Он ничего не ответил, и прошло несколько минут, в течение которых он молча предложил мне чашку чая, а я, глядя в голубой воздух, вспоминал вероломную жену, которую так любил и из-за которой так страдал. Но вдруг он снова возвысил голос:
— Почему ты пришёл к нам? Что тебя тревожит? Я вижу, ты молод, здоров, занимаешь хорошее общественное положение. Что случилось?
Вопрос испугал меня. В моём существе всегда жила — это правда — какая-то тайная, неопределённая тоска, неизлечимая тревога, неудовлетворённость, которую я никогда не мог исправить, и которую сентиментальная катастрофа лишь усугубила. Если бы я внимательно себя изучил, я сам не смог бы объяснить причину этого болезненного состояния, которое следовало за мной с детства через отрочество к зрелости, состояния, теперь достигшего пика из-за предательства любимого человека. В действительности, у меня была семья, которая обожала меня в детстве и уважала в юности. Я блестяще окончил университет. Достиг звания капитана ещё молодым. Был богат, никогда не знал трудностей или лишений. Жил за границей, наслаждаясь удовольствием очаровательных развлечений и более обширными исследованиями, которые утоляли мою жажду утончённого образования. Только разочарование от неверности моей жены давало поводы для жалоб к самому себе, настраивая меня против жизни и радостей, свойственных человеческой природе. Однако я никогда не чувствовал себя счастливым! Беспокойство, тревога и особый страх перед будущим всегда следовали за мной по пятам, омрачая мою храбрость жить. На неожиданный вопрос Настоятеля я, следовательно, открыл душу в признаниях, рассказал подробности своей жизни, включая сладкий и несчастный любовный роман, и заключил:
— Достопочтенный отец! Сегодня я считаю себя самым несчастным из людей! Мир и общество мне опостылели! Моя душа стремится к идеальному положению, природу которого я не могу постичь! Мне не хватает чего-то особенного, отсутствие чего мучает меня и мешает эффективной деятельности в любой сфере! Рядом с вами я ищу облегчения для тревог сердца и просветления для духа, которому необходимо подготовиться к новому этапу существования!
Пока я говорил, Настоятель едва заметно улыбался, словно сомневаясь в правдивости моих бед или же глубоко понимая их. По крайней мере, такое впечатление произвела на меня его ироничная и не слишком обнадёживающая улыбка, с которой он выслушивал мои откровения. После чего он достал из кармана сутаны подзорную трубу, неспешно собрал её, положил на столик и воскликнул, как только я закончил свою длинную речь:
— Никогда не думал, брат мой, что тебе не хватает единения с божественной любовью?
— Да, эта мысль часто приходит мне в голову. Я очень хотел бы стать пылким верующим в небесные дела… но рационально убеждённым. Хотел бы приблизиться к Богу, чувствовать его, служить ему. Но как?! Как найти Бога в легкомысленном и эгоистичном обществе Санкт-Петербурга, Москвы, Парижа, Лондона, Берлина, Вены или в произвольных выставках Рима? Как найти его и соединиться с Ним, если религии также ничего определённого об этом не знают и, не зная, ничего убедительного не объясняют, а на самые серьёзные вопросы, волнующие человечество, отвечают, что предмет недоступен человеческому пониманию, это тайна Творения, Законы Непознаваемого, перед которыми мы должны пассивно склониться, не смея пытаться их разгадать?… Как найти Бога в невежестве, в положении и страданиях мужиков? Как найти его перед лицом слепого или прокажённого, кретина или калеки, который ползёт, когда там я вижу роскошь Императора или изящный силуэт девы? Как найти его в неполноценности вырождающегося, когда я восхищаюсь превосходством святого и гения? Как принять его в жестокости казарм, в безжалостности врага, в дикости полей сражений, в лицемерии и эгоизме салонов, в безнравственности социальных слоёв, побеждённых страстями?
Теперь я пришёл искать его здесь. Это последняя надежда, что у меня осталась. Возможно, это уединение и святость жизни, которой здесь наслаждаются, смогут указать мне то, в чём я нуждаюсь: свет для понимания вещей и событий, утешение для сердца, израненного отчаянием, мужество для духа, нуждающегося в любви и вере… ведь прежде всего я страдалец!