Первым к нему подошел Дрон, протягивая руку.
- Гардероб там, - кивнул он на шлем, который держал Кирилл, и хохотнул: – У тебя что, пиджаки закончились? Так попросил бы. Я б тебе плащ Супермена одолжил. Или предпочитаешь Нео?
- Зат-кнись, - буркнул Вересов. – Клоун доморощенный.
И окинул взглядом большой стол в самом конце зала. «Почти поголовная явка» удалась.
- Почему доморощенный? – деланно обиделся Андрей. – Дипломированный! Меня, между прочим, в театр приглашают. А тебе – только в таблоиды информацию сливать.
- Театр какой? Детский?
- А я люблю детей. Вот ты кого любишь, кроме себя? Ладно, - Новицкий махнул рукой и снова нацепил маску весельчака. – Пошли, ждут вас, Ваше Высочество. Ай, как ждут!
- Твою ж мать! – закатил глаза Кир, глядя, как Кудинова весело машет ему рукой, подвигаясь на диванчике, чтобы освободить для него место. Мысленно застонал, но тут же ухмыльнулся. При плохой игре надо делать хорошую мину. Правило намба ван.
Он решительно направился к столу, все так же со шлемом наперевес. И плюхнулся задницей на диван – на свободное место с другой стороны стола от Каринки Кудиновой.
- Привет, - буркнул он соседке.
- Здравствуй, Кирилл, - сказала Лера, выставив руку, защищаясь от его шлема.
- Здрасьте, здрасьте, - Вересов завозился, устраивая свою ношу на подоконнике позади себя. Потом обернулся. И наткнулся на серый взгляд до боли знакомых глаз. Прическа на мгновение сбила с толку. Но все-таки не удержался, изрек: - Митрофанушка!
- Смешно, - кивнула Лера и отвернулась к Климову, который сидел с другой стороны от нее.
Кирилл приподнял бровь, уставившись на ее затылок, но решил не мудрствовать. Произнес, обращаясь ко всем сразу и ни к кому одновременно:
- Кормят тут чем?
- Разным, - сообщила с другой стороны стола Иванова. – И байками тоже. Тебя давненько видно не было. Уезжал?
- Нет.
- Почему не приходил?
- Некогда. Так заказ уже делали или не? Или каждый себе сам?
- Ты так обеспокоен едой, - повернулась Лера и спросила без иронии или сочувствия. Просто для поддержания разговора. – Дома не кормят?
- Судя по его виду, еще вопрос, есть ли у него дом, - неожиданно звонко рассмеялась Карина Кудинова, начавшая, судя по голосу, выбираться из состояния шока, в котором оказалась после откровенного игнора Вересова. Пухлые губы (по сравнению со школой слишком пухлые) растянулись в улыбку. И она добавила: - Ты юрфак бросил так же, как и свою международку?
- Не бросил, - ухмыльнулся Кирилл. – Продержался до конца.
- И где сейчас?
В это мгновение он очень сильно пожалел о том, что ушел из правоохранительных органов, и гордое слово «следак» к нему не применимо. То-то полюбовался бы Кудиновской физией. Но делать было нечего:
- По папиным стопам.
- Нравится? – спросила Лера.
- Вроде, нравится, - улыбнулся Кирилл, разглядывая Митрофанушку. И почти уже собрался произнести вежливое «А ты?», как снова вмешалась Кудинова.
- А почему никто не спросил, где Митрофаненко девять лет пропадала? Или это я пропустила?
- Кому было интересно – тот знает, - встрял Климов.
- Мне интересно, я не знаю, - заявил Кир. – Опоздал!
Лера улыбнулась. Это было что-то новенькое – Вересов делает вид, что интересуется ею. Она снова перевела взгляд на Кудинову. У той на лице читались любопытство и уязвленность одновременно.
- Я не пропадала, - сказала Лера. – Иногда не получалось выбраться. Иногда настроения не было.
- Знакомо, - рассмеялся Кирилл. – Так где ты сейчас?
- На макаронной фабрике.
Вот тут Кирилл дважды пожалел, что ушел из органов. Стоило видеть лицо Каринки, стоило. Отличница Митрофаненко, которая на всех языках говорит, и макаронная фабрика – это сильно.
- Макароны делаешь? – ошалело спросила Кудинова.
- Нет, делают другие.
Операционка в голове Карины явно подзависла. Потому что в течение следующих пяти минут признаков заинтересованности разговором она не подавала. Зато слегка вернулся в мир живых Кирилл.
- Только не говори, что директором, - усмехнулся он, внимательно ее рассматривая. И то, что видел, ему явно нравилось. Вот уж кому девять лет пошли на пользу. И дело не в платье или прическе. Просто Митрофанушка с цыплячьей шеей и ногами-макаронинами (парадоксик), писавшая за него сочинения и диалоги, превратилась в неожиданно привлекательную девушку, которую он, наверное, и не узнал бы, если бы увидел не на встрече выпускников, а где-то просто на улице. Нет, в ней всегда было что-то такое… черт его знает, что… Но сейчас оно проявилось куда ярче.