Выбрать главу

Не могу не ужасаться, что могло бы произойти, если бы заместитель комиссара полиции не выкинул эту злую штуку и не назначил меня на расследование этого дела, хотя я и намеревался провести тот воскресный вечер на Эббеттс-Филд. Возможно, убийство никогда бы не было раскрыто. Говорю это без всяких реверансов в свою сторону, просто случайно я раскрыл тайну. Я влюбился в женщину, и так случилось, что она тоже меня полюбила. Это обстоятельство и стало тем ключом, который открыл главную дверь.

Я с самого начала знал, что Уолдо что-то скрывает. Не могу со всей откровенностью сказать, что я подозревал его в любви или в убийстве. В то воскресное утро, когда я смотрел в зеркало и говорил о его невинном выражении лица, я знал, что имею дело с эксцентриком. Но это не отталкивало меня, он всегда составлял мне хорошую компанию. Он откровенно признался мне, что любит Лору, но я подумал, что он просто свыкся с ролью ее верного друга.

Я должен был разузнать, что он скрывает, хотя и подозревал, какой характер игры позволит любителю почувствовать свое превосходство над профессиональным сыщиком. Уолдо воображал себя большим авторитетом по части убийств.

Я же играл в собственную игру. Я льстил ему, тяготел к его обществу, смеялся его шуткам, изучал его, когда задавал вопросы о привычках Лоры. Что заставляет человека коллекционировать старинное стекло и фарфор? Почему он ходил с тростью и носил бороду? Что заставило его вскрикнуть, когда кто-то попытался выпить кофе из его любимой чашки? Ключи к отгадке характера — единственные ключи, которые добавляют нечто к раскрытию самого жестокого убийства.

До того вечера в заднем дворике ресторана Монтаньино, когда он рассказывал мне о песне, его любовь к Лоре представала, как мне казалось, как отеческая и неромантическая привязанность. Именно тогда я увидел в его полуночных прогулках нечто выходящее за пределы показного чувства мужчины, который считает себя наследником литературной традиции. Я подумал, что вряд ли он провел весь вечер в пятницу за чтением Гиббона в теплой ванне.

Потом вернулась Лора. Когда я узнал, что на самом деле была убита Дайяне Редферн, я совсем сбился со следа. Слишком многое накладывалось одно на другое: Шелби, его тройная ложь, золотой портсигар. На той стадии расследования я не мог, глядя на себя в зеркало, не задаваться вопросом, не похож ли я на молокососа, который слишком доверяется женщинам.

Шелби искренне верил, что его неотразимая красота довела Лору до убийства. Чтобы очистить свою совесть, Шелби защищал ее. Если я когда-либо и видел галантность навыворот, то это был как раз тот самый случай.

Шелби не был труслив. Он рисковал головой в ту ночь, когда поехал в ее загородный дом с намерением забрать ружье. Но это ему не удалось, потому что желтого цвета такси преследовало его, а даже Шелби прекрасно понимал, что полицейское управление не тратит деньги только для того, чтобы один из его сотрудников мог совершить веселую загородную прогулку. Когда Шелби увидел это ружье в первый раз после убийства, оно уже лежало на моем рабочем столе.

Ружье стало ключом к Шелби. Оно было помечено инициалами его матери. «К» — Карпентер, «Ш» — Шелби, «Д» — Делайла. Я представил его ребенком в коротких штанишках, в курточке с большим кружевным воротником, декламирующим стихи для матери по имени Делайла.

Он сказал мне, что из ружья стреляли месяц назад. Он подстрелил из него зайца.

— Послушайте, Карпентер, — сказал я, — можете успокоиться. Если сейчас вы говорите правду, мы можем пройти мимо полдюжины ваших обманов, которые делают вас одним только придатком к фактам. Завтра будет слишком поздно.

Он посмотрел на меня, как будто я вслух сказал то, что думал о Делайле. Он никогда не станет ни свидетелем обвинения, ни отпрыском рода Шелби из Кентукки. Это была тайная уловка, на которую не мог согласиться ни один джентльмен.

Мне понадобилось три часа, чтобы объяснить ему разницу между джентльменом и обыкновенным негодяем. Потом он размяк и спросил, нельзя ли послать за адвокатом.

Я оповестил Пребла о признании Шелби, потому что и с ним я вел игру. В международных отношениях это называется политикой умиротворения. С точки зрения Пребла, ружье и признание Шелби замыкали круг улик против Лоры. Она представала такой же виновной, как Рут Снайдер, мы уже тогда могли подозревать ее в убийстве. Быстрый арест, думал Пребл, повлечет за собой эффектное признание вины. И лавры полицейскому управлению во главе с энергичным заместителем комиссара полиции Преблом обеспечены…