Все это случилось так быстро, что когда третий собрался драться — он сам уже понял, как неудачно остался один с четверыми наедине.
Встав в боевую стойку, третий никак не мог выбрать, кого ему первым делом победить — Лыкова или Греха — я стоял чуть дальше, а Шорох как сидел возле кошек, так и сидел.
— Да ладно, хорош, — сказал ему Шорох, даже не поднимаясь, и только чуть задрав голову. — Постой спокойно, сейчас Буц придет — разрулит незадачу.
Третий послушался и опустил руки, но дышал при этом так, словно только вынырнул из-под воды.
— Лучше даже сядь, а то фонарь загораживаешь, — попросил его Шорох.
Кошки у ног Шороха прекратили делать любовь, но не расстались, а просто недвижимо пристыли, выжидая.
— Вы с Северного района? — спросил третий буцевский, оглядывая нас. — Вы в курсе, что вы мир нарушили, парни? У Севрайона с Буцем мир, вы же знаете.
— Сядь, говорю, — попросил его Шорох еще раз, уже с неприязнью.
Тот, подождав секунду, сел спиной к стене.
Грех тут же, вроде как по делу проходя мимо, резко и с огромным замахом зарядил ему тяжелым ботинком прямо в зубы. Раздался отвратительный хруст — будто обломили подсохший, но крепкий сук.
— За своих надо заступаться! — посоветовал ему Грех, наклонив над упавшим свое туловище, доведенное, кстати говоря, железом и турником до некоторого уже, на мой вкус, безобразия.
Упавший делал резкие движения всем телом — так изгибается только что отвалившийся хвост у ящерицы. Поначалу парень явно был не в силах пожаловаться на свое самочувствие, но потом вдруг тошным голосом взвыл.
Даже представить было трудно, что у него там творилась с зубами и какой вкус плескался на языке.
Я вспомнил того утреннего, забывшего половину согласных, что пытался опознать меня в буцевской машине, — и пришел к выводу, что его губ тоже коснулся Грех.
От воя раненого в рот влюбленные кошары наконец разлучились и сорвались каждая в свою сторону.
Шорох огорченно вздохнул.
Грех присел возле водилы и, порывшись, извлек у него из кармана большой и неопрятный, как грязный лапоть, мобильный.
— Как ты хозяина зовешь? — спросил он, тыкая в кнопки, но обращаясь, впрочем, больше в никуда, чем к водителю. — Может, так и зовешь — Буц? Или Шеф? Или Папа?.. Ой, ты смотри, да тут всего четыре абонента: мама, Аня, Глобус и Буц. С тобой что, больше никто не дружит? Только мама и глобус? А что с глобусом вы что делаете? Путешествуете?
Водитель приоткрыл на мгновение лицо, длинная рука Греха тут же прилетела ему в лоб.
— Падкие на доброе слово, как бляди, — пояснил Грех, вставая, — Только скажешь что-нибудь нежное — сразу норовят посмотреть, кто там.
Грех подошел к фонарю и в его свете, наконец, разобрался, куда надо нажать на черном лапте. Бережно приблизил его к уху и тут же дурацким каким-то голосом захрипел:
— Буц, это, выйди на улицу… Да, на улицу, за угол — мы тут поймали трех каких-то кабанов, надо разрулить.
И отключил трубку.
Мы переглянулись.
— Он понял, наверное, что, типа, голос другой, — засомневался Шорох.
— Не, — ответил Грех. — Там музыка орет, не слышно ни хера.
Лыков взял у Греха посмотреть телефон — тогда мобильные еще были редкостью и водились лишь у обеспеченных людей либо у их шестерок. Вдвоем, по очереди, Лыков и Грех вертели мобилу в руках, пробовали на вес и принюхивались.
За этим занятием нас Буц и застал.
Лыков, не глядя, уронил телефон куда-то в лужу и подошел к нему.
— Откуда? — непонятно спросил нас Буц, осмотревшись и, кажется, все сразу поняв.
— Твоих пацанов приложили мы, — сказал Лыков. — И этих вот, и тех, что вчера утром. Ты, говорят, обещал посадить нас на ножи. Сажай тогда.
— У тебя ксива в кармане и патруль за углом, — ответил Буц, ухмыльнувшись.
— У тебя тоже, говорят, есть целая бригада ублюдков, — ответил Лыков. — Но сейчас мы тут с тобой, и у меня нет ни ксивы, ни патруля, и твоя бригада тоже спит. Так что никто нам не мешает. Вот я стою, простой человек — и ты можешь ударить меня. Ударь.
Буца долго уговаривать не пришлось — он резко сработал левой снизу, я даже не знаю, как Лыков успел отпрянуть, — но вражеская рука прошлась вскользь его виска.
Дрались они недолго — все-таки Лыков был самым сильным из нас и вообще знал, о чем просил, когда сказал: «Ударь».
Однако тем, что Буц оказался на земле, Лыков не успокоился. Приседая на колено, он хлестко бил упавшего и пытающегося встать Буца то в грудь, то в голову, то в ребра, то в голову, то в ребра, то в живот.