— В те редкие минуты, когда не занимаешься своими волосами и не намазываешься с головы до ног питательными бальзамами?
— Жалкий наговор. Кроме того, сегодня у меня был прекрасный выстрел, ты не можешь с этим спорить. Прямо в яблочко. Прямое попадание в корабельный котел! Ух и бахнуло! Все зелье выплеснулось наружу, корабль разворотило как птичье гнездо!..
Взгляд Алой Шельмы не сделался мягче, напротив, обрел ту остроту, с помощью которой впору было рассекать пласты задубевшей солонины пятилетней выдержки.
— Несчастный идиот! — капитанесса удивительно гулко треснула кулаком по письменному столу, — Ты еще вздумал хвастаться своим выстрелом?! Ты подбил корабль, который уже готовился спустить флаг и принять абордажную партию! Ты пустил прямиком в Марево всю нашу добычу! Какого дьявола тебе вообще вздумалось стрелять без команды?
Канонир скрестил на груди руки — поза нарочитой покорности.
— Я думал, мы уже обсудили этот вопрос, капитанесса, сэр. И пришли к выводу, что причиной его стала досадная случайность.
— Ты заявил, что выстрелил случайно! Вот я и хочу знать, черт побери, как у тебя вышло случайно выстрелить из пушки и случайно угодить прямиком в наш призовой корабль, да еще и в самое яблочко!
Габерон смущенно взъерошил волосы на затылке. Достаточно осторожно, чтоб не причинить прическе непоправимых повреждений.
— Давай рассуждать разумно, Ринни. Мир, в котором мы живем, велик и зачастую очень странно устроен. В нем происходят разные вещи и можем ли мы, обычные люди, судить об их причинах и следствиях, а также о материях, которые человеческим умом непознаваемы? Я считаю…
— Хватит юлить, как старый окунь! — рявкнула Алая Шельма, теряя остатки терпения, — Отговорки я уже слышала! Я хочу знать, почему ты выстрелил!
— Ну вот, ты видел? Опять, — Габерон вздохнул, покосившись на Тренча, — Она опять ищет виновных и, разумеется, их находит. Разумеется, во всем виноват старый добрый Габби. Как всегда.
— Ты чертов главный канонир!
— Да, но все-таки это не говорит о том, что непременно виновен я. Есть, знаешь ли, ситуации, когда что-то происходит без злого умысла, само собой. И здесь именно такой случай. Полагаю, это можно считать неудачным стечением обстоятельств. Может, я не какой-нибудь баронет, не дослужился до капитанского патента и все такое, но я не потерплю, чтобы меня попрекали какими-то порочащими меня наветами!
— Габерон!
Тот вздохнул.
— Это все из-за крема.
— Что?
— Мне надо было намазать руки кремом. Сама знаешь, на больших высотах от влажности трескается кожа, я же не хочу ходить с руками как у старой прачки…
Алая Шельма сделала по направлению к старшему канониру один короткий шаг. И Тренчу очень не понравилось то, как ее рука, нервно дрогнув, легла на рукоять кортика.
— Ты мазал руки кремом, пока мы загоняли корабль и готовились к абордажу?
— А что мне оставалось делать? Просигналить им и попросить подождать пару минут? К слову, раз уж речь зашла о сигналах, твое владение гелиографом оставляет желать лучшего, — вставил главный канонир, сохраняя оскорбленное выражение лица, — Если хочешь знать, ты передавала полнейшую белиберду. Я даже удивлен, что нас приняли за пиратов, а не за кочующий цирк!
Но Алая Шельма не позволила сбить себя с курса.
— Ты мазал руки чертовым кремом, сидя за пушкой? Габерон, якорь тебе в задницу!
— Нечего так кричать, ты не на мостике… Ну да, я подумал, что большой беды не будет, если я отвлекусь на секунду от твоего драгоценного корабля. Выдавил на ладони крем, а пальник[41] поставил аккуратно у стенки…
— Ты поставил пальник у стенки? Просто поставил горящий пальник, сидя возле пушки?
Он поднял ладони, картинно прикрывая грудь:
— Эй! Кто мог знать, что он соскользнет?
— Любой, у кого в голове больше мозгов, чем у сушеного хека! — взвилась капитанесса, — Ты вообще соображаешь, с чем имеешь дело? Удивительно, как ты еще не додумался закурить в крюйт-камере!
— Вот еще! — фыркнул главный канонир, — К твоему сведению, я не курю. Ты когда-нибудь видела зубы курильщиков?..
Капитанесса тяжело дышала. Как если бы провела последние несколько минут в гуще абордажного боя, скрещивая саблю с превосходящими силами противника и глотая горький, пропитанный порохом, дым. Без сомнения, канонир знал ее слабые точки и умело брал прицел. Чувствовалось, что ему не впервой подтрунивать над капитанессой. Но Алая Шельма удивила Тренча. В тот момент, когда она, по его расчетам, должна была окончательно сорваться, предводительница «Воблы» внезапно взяла эмоции под контроль. Порывистость движений пропала, глаза прищурились, взгляд сделался холодным, пристальным, а кожа стала приобретать обычный цвет. Теперь она вновь была пиратом — уверенным в себе, сдержанным, с истинно капитанской льдинкой во взгляде. Той особенной льдинкой, о которую разбиваются так и не высказанные слова, а руки машинально пытаются вытянуться по швам.