Теперь вернемся к личности Путина на базе продемонстрированной методологии. Безусловно, весьма важно знать для раскрытия его потенциала тип мышления. Но еще важнее понять: какая интуитивная стратегия отношения к миру доминировала в его детском сознании.
Суммируя то, что известно о его предках, родителях, умерших братьях, я эту стратегию назвал бы «постблокадный выживальщик».
Попробую очень коротко охарактеризовать этот типаж так, как я его понимаю.
Это определенная соматика, которая закладывается прежде всего родителями, исходя из их опыта и представлений о выживании в максимально некомфортной среде.
Как известно, в блокаду выживали люди определенной конституции – небольшая общая масса тела, при этом высокий мускульный тонус, своего рода «энергосбережение» биологического ресурса за счет оптимизации движений, незатратной мобильности, расчетливости модели поведения. Короче, невысокий, резкий, мускулистый, способный на нестандартные поступки. То есть Владимир Путин «создавался» на каком-то запредельно тонком генетическом уровне как человек, способный выжить в самых экстремальных биологических условиях.
Теперь вспомним, что говорил академик Глушков: важна не только энергоемкость тела и быстрота молодого мышления, критически важна модель, которая избирается героем (видимо, на каком-то еще не осознаваемом уровне). И в эту модель, исходя из нашего анализа, прежде всего включалась парадигма «не проси» (вообще близкая к базовой парадигме русского психотипа – «не верь, не бойся, не проси»).
Эта парадигма работает только вместе с установкой «придумывай», «изобретай», «удивляй». А также парадигма тотальной экономии: где только можно и на чем только можно.
Соответственно, полный портрет Владимира Путина, так сказать, первого уровня можно создать любому желающему из описанного выше социометрического типажа и названных базовых моделей поведения (уходящих корнями в блокадные представления родителей, знания о причинах смерти близких и самой атмосферы/ауры тех близких людей, которые знали или прошли через это).
Можно с высокой степенью уверенности предположить или даже утверждать, что Путина невозможно заставить, принудить к просьбам, выпрашиванию, вымаливанию каких-либо благ как для себя лично, так и для тех систем или организаций, которые он представляет.
(Не знаю, возможно, это миф, но если это миф, то очень характерный и показательный. Один из знакомых с ним людей рассказывал, как в Германии во время смены режима Путина окружила громадная толпа, готовая растерзать «комитетчика», протестующие требовали от него покаяния и просьб о снисхождении. А он просто стоял и не просил.)
Если бы многие международные лидеры знали эту его практически врожденную особенность, которую чаще всего принимают за безрассудство, немыслимую храбрость и даже за «пониженный порог инстинкта самосохранения», то, наверное, не пытались бы заставить уже президента Путина обращаться к ним с просьбами и покаянием. Путин не попросит. Он так устроен.
То же самое относится и к его бережливости. Ее нельзя путать со скупостью-жадностью. Это жесткая модель в подсознании любого блокадника и постблокадника. Ты выживаешь, если у тебя есть заначка, какой-то запас и задел для спасения. И это касается всего – еды, одежды, тепла, иных ресурсов. Но это в детстве. Во взрослой ситуации это уже другие ресурсы – то ли оружие, то ли деньги, то ли золотые запасы.
Кстати говоря, из этой парадигмы бережливости, на мой взгляд, вырос такой гениальный постблокадник, как математик Перельман с его изумительной теорией пустот.
Напомню, по его теории суть развития мира заключается в заполнении пустот некими сущностями. По очень дерзкой аналогии можно вывести параллель с психологией блокадника, который категорически не допускал пустоты в кладовке, кухонном шкафу – пустоты, которая являлась для него символом небытия. То есть для любого постблокадника, для любого «выживателя» пустота является вызовом, ее необходимо заполнить и наполнить, иначе – беда.