– И все эти пять лет он, не ведая имени своего, не помня раннего детства, неотлучно был при вас?
– Да. Неотлучно. Мальчик жил рядом, жил теми же буднями, что и я, питался тою же пищей. Я воспитывал его, как умел, учил тому, что знал, и не его вина, что быт был суров и пища груба, что умел я не много, а знал еще меньше. Мое воспитание – мои ответ и вина.
Граф Поллини Верви кашлянул и перебил его речь фразой, которая впоследствии стала знаменита на всю Империю:
– Гм. Стало быть, он воспитан рыцарем.
В зале воцарилась недолгая тишина, которая затем сменилась яростным хохотом и стуком мечей о ножны: чудо, однако же все до единого из присутствующих сумели понять и оценить остроумную двусмысленность графа: воспитан рыцарем – это значит, что воспитатель рыцарь и воспитанник – также рыцарь!
Князь взялся усиленно пощипывать разделенную шрамом бровь над правым глазом, но и его знаменитой выдержке, как оказалось, имелся предел: усы князя подпрыгнули, губы дрогнули... и разжались в едва заметной улыбке:
– Воистину так.
Нетерпение способно растянуть ожидание почти до бесконечности.
Ни у кого, включая самого князя, не было причин сомневаться в словах дворянина, да еще такого, как Санги Бо, тем не менее, услышать о найденном сыне и узреть его воочию – отнюдь не одно и то же.. Бывшие враги так и не обменялись рукопожатием, не перешли с враждебного «ты» на дружеское «ты», застряв на учтивом и холодном «вы», однако уже во дворе замка князь Дигори Та-Микол лично обратился к Санги Бо, с просьбою позволить дать ему в сопровождение полусотню лучших своих ратников, сплошь в черных рубашках...
– Не из недоверия, сударь Санги Бо, но для надежности: ибо еще одну случайность, за миг до встречи, мое сердце просто не выдержит. Я сам должен увидеть его... и только тогда, но немедля, подать весть в... туда... домой.
Снег молча поклонился в знак согласия и прыгнул в седло.
Воины знали свое дело хорошо: стоило Снегу в двух словах объяснить двум старшинам задачу, как они уже заняли позиции вокруг трактира, ловко, тихо и без суеты. Все подступы к трактиру просматриваются, все выходы из него – стерегутся. Случайностей не будет
В комнате, где расположились, ожидая возвращения Снега, Лин и два имперских стража, его появление никого не застало врасплох, потому, хотя бы, что Снег велел хозяину доложить о приходе. Старший что-то писал на маленьком свитке, младший занимался оружием, правил секиру. Лин же, против ожидания, вовсе не казался измученным нетерпением и неизвестностью, Снегу почудилось даже, что юношу распирает смех.
И точно: стоило тому поймать вопросительный взгляд Снега, как он указал движением подбородка на причину своей веселости: младший имперский страж, который, кстати сказать, так и остался надолго безымянным для них обоих, правил секиру точильным камнем, не спеша, аккуратно, с достоинством, но не на лезвие движением камешка, а – от лезвия!
– Гм... ты, друг ситный, чем фыркать, лучше бы задумался над тем, что сам еще весьма немногое знаешь.
– Но...
– Вот и но. Все в полном порядке. Собирайся, нас ждут. Очень ждут, каждый лишний миг ожидания – мука для них. – С этими словами Снег обернулся к стражам и отвесил им уважительный поклон: – Судари. На этом ваша присяга мне закончена, а Империи – продолжается, не прервавшись ни на миг. Вы вправе рассчитывать за свою верную и исправную службу на благодарность князей Та-Микол, и вам не придется долго ее дожидаться. Краткое, но очень важное время вы берегли здоровье и жизнь его второго сына, юного князя Докари Та-Микола...
Оба стража встали и сделали ответный поклон, глубокий, но далекий от раболепия и угодливости.
– Вас найдут, я уже позаботился об этом. Более того. Если Когори Тумару до сих пор в силе, как вы утверждаете, я пошлю ему пару слов на ваш счет, надеюсь, что старый мой приятель и собутыльник прислушается к моему мнению о вас...
Если бы в этот миг у стражей были крылья, они бы унесли их обоих к самому солнцу... Но и без крыльев оба едва не взлетели под потолок от слов Снега.
– Да... И это... Секира послужит дольше и будет острее, когда вы, любезный, попробуете водить камушком вот так... с начесом. А не с вычесом... вот так... вот так... Понятно? Счастливо оставаться, судари, нам же с князем – пора!
ГЛАВА 11
Если у князя Та-Микола, у его приближенных и соратников были какие-либо сомнения в том, что этот юноша – и есть подлинный Докари Та-Микол, то они отпали в первый же миг его появления перед ними: взгляд отца, осанка отца, светлые волосы, такие же, как у отца, только без седины... А от матери – синие глаза и необычайная правильность черт... Такое не подделаешь, не подколдуешь. И аура... Мощная магическая аура – тоже от матери. У женщин подобная соразмерность всех черт лица и тела зовется красотой. Но не пристало мужчине, воину, гордиться тем, что по праву должно принадлежать женщинам, всем вместе и каждой по отдельности.
Впрочем, Лин, а ныне – урожденный князь Докари Та-Микол, и не подозревал о собственной красоте, хотя ему уже не раз говорили об этом... точнее – два раза. Однако, говорившие – обе женщины – могли невольно ошибаться, либо произнести намеренную неправду: одна из них – добрейшая тетушка Мотона, которая души в нем не чаяла, а другая – трактирщица, во время случайного обеденного постоя, быть может, рассчитывая на дополнительную подачку...
Впрочем, у него на счету было и одно объяснение в любви, там, на шиханском базаре, но...
Ах, это было грустное расставание со Снегом... Лин видел, что Снег и его отец, Дигори Та-Микол, в последние минуты встречи все-таки сумели разбить ледяную стену, некогда их разделившую, оба попытались и оба сумели перейти на ты, но... Снег отказался погостить у князя, тот не настаивал... Ни князь, ни имперский представитель, не осмелились даже заикнуться о награде для Санги Бо, это было бы оскорбительным для воина-отшельника. Только Его Величество Император, своим высшим соизволением, сумеет преодолеть его скромность... В свое время, быть может, именно это и случится, однако ныне Император далече...
Лин испросил разрешения у отца проводить своего наставника до границы уезда, и тот не возразил, вздохнул только. Десяток воинов сопровождения отстали на целую тысячу локтей, но полностью ослушаться приказа старого князя, чтобы потрафить молодому, не посмели, расположились в пределах прямой видимости.
– Не хнычь... люди увидят. – Снег хлопнул юного князя по плечу, по спине, приобнял даже... – Значит, так... Освоишься, обживешься, привыкнешь... – а там, годика через три.. приедешь в гости, или я тебя навещу, в Океании, либо где-нибудь на просторе, никому не принадлежащем. У?
– Точно! – Лин заулыбался сквозь слезы и закивал. – А может, и раньше? Ну, встретимся?
– Может, и раньше. Но незачем спешить. Кроме того, тебе надобно привыкнуть к новой своей жизни, это будет не просто. А Мотоне я привет передам.
– И вот это... – Ха! Когда и как умудрился Лин добыть роскошную шаль, связанную из шерсти горных коз?.. Где он успел раздобыть столько денег?
– Ух, ты! Да с узорами, да с золотыми! Передам, она будет довольна. Я ей объясню, что рано или поздно ты нагрянешь в наши края, и вы будете нюниться вместе, в четыре ручья. Пока.
Снег лихо вскочил в седло, развернулся и на рысях помчался прочь. Лин, Гвоздик и Черника долго глядели ему вслед, и хотя Снег ни разу не оглянулся, Лин всем существом своим видел и понимал, словно огненные буквы читал, что спина его – спина немолодого одинокого человека, оказавшегося неспособным в эти мгновения перебороть и скрыть охватившую его печаль и горечь.
Еще через три дня князь вызвал сына и дал ему приказ и поручение: не медля долее, мчаться в княжество, дабы обнять мать и брата.
– Негоже мне размякать в семейных делах, потому что приказов Его Величества никто не отменял, я должен навести здесь, на границах, должный порядок, а это потребует много тяжелого труда, много крови, чужой и нашей. Признаюсь тебе, сын... хотя и непросто мне ронять подобные слова... Санги был тебе как отец, и я... испытываю сомнения в том... что способен состязаться с ним в знаниях, в умениях.. в отцовских способностях... в обаянии, наконец...