— Вот видишь, — заметил Якоб с напускной строгостью, — тогда тем более должен понимать, что стоять в холодной воде вредно и что старшая сестра будет тебя за это ругать. Раз ты долго болел и приехал сюда отдыхать, быстро выходи из воды.
Мальчик удивленно поднял голову, помедлил немного, но затем все же вышел из воды и медленно побрел по берегу.
— Не такая уж страшная была у меня болезнь, — пробормотал он и остановился.
— Болеть всегда нехорошо.
— А ты сам болел когда-нибудь? — спросил мальчуган.
— Еще как! И совсем недавно. Ну и противно же это было!
— А что у тебя болело? Грудь?
— Нет, — ответил Якоб. — У меня с ногой было плохо.
— На тебя машина наехала, да?
— Нет, не машина, а кое-что другое, твердое и горячее. Я и сам толком не знаю что, — ответил Якоб. — Давай я тебе лучше расскажу об этом как-нибудь в другой раз…
Тут их разговор прервался. Прошла минута-другая… Мысленно Якоб снова вернулся в казарму.
«Сейчас ребята, наверное, уже переварили прочитанное, — подумал он. — Перебрали все шуточки и вдоволь нахохотались. Теперь лежат и отдыхают на койках. И снова никому нет дела до других, как почти каждый день. А еще говорят о коллективе!»
Мальчуган тем временем поднял свою бутылку, и вчерашняя сценка повторилась. Выкопав из песка несколько камешков, он начал бросать их в воду.
«Плюмпс» — раздался глухой звук, и камешек утонул. Только ленивой чайки на этот раз не было…
Скоро Олаф заговорил снова, и Якобу подумалось, что мальчуган не переставал думать об этом со времени их вчерашнего разговора.
— Если тебе нельзя перелезать через забор, почему бы тебе совсем не убежать отсюда? — с детской наивностью спросил малыш.
Якоб улыбнулся.
— Убежать… Я должен оставаться здесь, — сказал он. — Я нужен экипажу. А знаешь почему? Потому что я командую танком, понял?
— Ой! Ты командуешь танком? — воскликнул мальчуган и от удивления раскрыл рот.
— Да, — подтвердил Якоб, — я командир танка.
— Самого настоящего?
— Конечно!
— Вот здорово!
«Малыш уставился на меня так, словно я одновременно и машинист локомотива, и вождь индейского племени, и продавец мороженого», — не без улыбка подумал унтер-офицер, а вслух сказал:
— А теперь можешь закрыть свой рот. Ничего особенного в этом нет. Где есть танки, там должны быть и командиры.
— А у вас много танков?
Якоб прижал указательный палец к губам и прошептал:
— Тише, Олаф, это военная тайна.
— У вас их, наверное, тьма-тьмущая?
— Да, их больше, чем пальцев на твоих руках и ногах.
— Много, — согласился мальчуган. — А танк сильный?
— Сильнее, чем десять слонов.
— Может он повалить дерево?
— Может.
— А этот забор?
— Это ему ничего не стоит.
— А стену может разрушить?
— Запросто.
— И туда он может залезть? — спросил мальчуган, указывая на дюны за своей спиной.
— Это ему раз плюнуть.
— Тогда, наверное, он может забраться и на гору?
— Конечно, может.
— А стрелять он может?
— Если нужно, может и стрелять.
— А плавать по воде? — Мальчуган уставился Якобу прямо в рот.
Тот пожал плечами.
— Это может не каждый, — ответил он. — Мой, например, не может.
Поток вопросов у мальчугана, видимо, иссяк. Прошло несколько секунд.
— Но ты же не вечно будешь ездить на одном танке, правда? — спросил мальчуган после небольшого раздумья.
Сказаны эти слова были так, будто мальчик сам себя утешал.
4
Спустя некоторое время унтер-офицеру Якобу Тесену было трудно вспомнить, что он ответил на последний вопрос мальчугана. Может быть, он просто кивнул головой и пробормотал: «Да-да», а может, только неопределенно пожал плечами. Но одно он помнил совершенно точно: после такого наивного вопроса мальчугана в голове у него зародилась новая мысль. И чем дольше он о ней думал, тем более дельной она ему представлялась. Во всяком случае, более дельной, чем все предыдущие варианты, которые в итоге сводились к одному: с одобрения или без одобрения начальства, но в любом случае досрочно закончить службу в Национальной народной армии.
Поначалу это было всего лишь смелое предположение, возникшее в связи с самокритичным вопросом: «А гожусь ли я вообще для того, чтобы командовать экипажем танка?» «Пожалуй, гожусь, — тут же мысленно ответил он себе. — Танк я знаю хорошо. В школе унтер-офицеров не отставал от товарищей, даже несмотря на историю с ногой. Я самостоятельно вожу танк, могу навести пушку в цель, могу стрелять, и притом почти всегда без промаха. Я знаю, как необходимо его обслуживать, знаю, как устранить простейшие неисправности. Во всех этих вопросах я заткну за пояс любого из наших ребят: Петцинга, Штриглера и уж конечно Бергемана. Они хотя и слушаются меня, но с каким-то безразличием, хотя и подчиняются, но без энтузиазма, хотя и выполняют мои приказы, но без особого усердия. Короче, они вроде бы всего-навсего мирятся со мной, и не больше…»