- Там… там… - Кривляка никак не мог сосредоточиться и перестать неровно дышать, - там этот… Принц! З наконец сказал он главное как можно короче и забежал в комнату. Он плюхнулся на пол и издал приятный вздох от прикосновения с прохладным полом. Все шуты тут же встормошились и начали перешептываться. Все, кроме Джестера. Хоть прибытие этого иностранца и не было для них радостным случаем, но им все же было любопытно. Всем хотелось увидеть как выглядит этот великий гладиатор, а еще лучше – дракон. Те, кто слышал об Эдуарде ранее, знали, что он невероятно красив и ухожен, а его верный друг и питомец – самый настоящий дракон. Но он принадлежит к семейству карликовых, поэтому по размеру он раза в полтора больше лошади.
- Как это он здесь? – продолжил вести диалог отец, в надежде, что мальчишка просто неудачно пошутил. Кривляка развернулся лицом вверх, слегка ойкнув из-за занозы, впившейся в его палец только что.
- Вот так. Прямо сейчас на площади, его ведут в главный дворец. Я сам все видел и слышал! – он поглядывал на каждого присутствующего шута, и в глазах каждого видел возбужденное недоумение.
- Этого просто не может быть, ты шутишь! – крикнул разозленный на весь мир Джестер. Лишь он один был зол, услышав эту новость. Кривляка обиженно посмотрел на Джестера и на его лице стало видно желание пустить слезу, но он смог сдержаться.
- Он не лжет, он бы не стал этого делать! – ответил за него отец, широкими шагами добрался до сына и приобнял его. В стоячем положении этот шут выглядел неимоверно жутко. Очень длинные и худощавые ноги, в купе с коротким телом и маленькой круглой головой – делали его внешний вид неестественным и даже уродливым. Но в отличии от маленького полутораметрового Джестера, он выглядел еще более-менее нормально. У Джестера с внешним видом все было просто отвратительно. Его наряд, обтягивающий толстые, обрастающие жиром бока, был соткан из грязных, в большинстве своем – красных лохмотьев, которые были кусками других, хороших и дорогих костюмов. На ногах, где у всех цирковых были ботиночки с вытянутыми носиками, у Джестера не было ничего. Красные колготки были порваны в районе пяток и из дыр вылезали огромные грязные ступни с грибком на ногтях. Это зрелище всегда смущало всех, живущих с ним клоунов, но что-то говорить этому странному старожилу было страшно.
- Тогда всё еще хуже, чем я думал… - Джестер вышел в центр тёмной комнаты и пристально оглядел всех и каждого. – Все вы понимаете, что означает прибытие Эдуарда в Октенд? – спросил он у шутов.
- Да! – хором ответили они.
- Если нас – шутов, прогонят со сцены окончательно, то мы так и сгнием, ничего после себя не оставив! – в его голосе появилась уверенность и теперь он кричал намного громче. – Вы этого хотите?
- Нет! – ответили шуты.
- Тогда, я думаю, что вы знаете что делать. – интонация была не то, чтобы злобной, а скорее завистливой.
- Мы абсолютно точно знаем, что делать. Пройдемся по нашему совместному номеру, друзья? – предложил пухлый шут, и из разных углов комнаты послышались звонкие, ритмические щелчки пальцами. Гибкие клоунские пальцы выщелкивали ритм в 2/4, что звучало бодро и было хорошей основой. Раздался высокий голосок трубы, но звук был больше похож на лихой саксофон. Мелодия была живой, являлась свежей для слуха музыкой, по крайней мере в их мире, и это по идее должно было привлечь народ на грядущем выступлении. И вот, Джестер открыл свой рот и оттуда полилась песня, слова которой звучали так:
«В наши дни народ хорош,
Что он хочет не разберешь,
Вроде он желает морально развиваться
По всем законам ренессанса,
Но снова все не так идет, (идет)
И медленно, но верно гибнет наш народ.»
Вступительная мужская партия подошла к концу и сопроводилась короткими аплодисментами за словесную импровизацию. За Джестером продолжила вторая солистка их команды – Клоунесса:
«Они глумятся над нами,
Боже, сколько брани!
Но нам ведь неприятно,
Как они не понимают?
Похоже нам придется их проучить
И паре вежливых манер научить!»
В сольную партию вступили три мужских баса, от трех шутов, которые всегда выступали только и только вместе, ибо были сиамскими тройняшками. Они повторяли каждое последнее слово каждой строчки, и песня становилась более насыщенной. В этот музыкальный салат постепенно закидывались новые ингредиенты. Откинулась крышка старого пианино и ноты слегка расстроенного инструмента добавили красок. Джестер снова забрал право на пение себе, придумав пару неплохих рифм: