Все еще царящая вокруг тишина слишком надоела ушам ученого. Отсутствие звука – как отсутствие жизни, а отсутствие жизни для другой живой жизни – безжизненно.
- Так, а ну-ка выходите, оружием я пользоваться не хотел, но вы меня вынуждаете! – словами не описать какое обилие слюны брызгало из его рта от злобы, - на счет три я стреляю в первый попавшийся дом! – он направил пушку на дом Врачевателя. И нет, он не случайно выбрал именно его, он прекрасно знал, что в нем никого нет, а крылатому он больше не пригодится по ряду причин. Нам удивление, Огустус старался не убивать ни единой души, и на это все же была причина: рабочие руки.
- Прекрати, ты пугаешь их! – крикнул Врачеватель, понимая, что сейчас произойдет что-то нехорошее.
- Закрой свой рот, инвалид! – Огустус положил палец на курок, - И так, три! – плазмомет зарядился на полную мощность, - Два… - легким движением пальца был снят хлипкий предохранитель, - Один… - он окончательно навел ствол на второй этаж хижины, и спустя пару секунд, за которые по-прежнему никто не высунулся из домов, выстрелил. В эту же секунду от него буквально ничего не осталось, за исключением дымящегося черного пепла и нескольких зеленых луж этой самой плазмы. Эта плазма была легальной и свободно производилась, продавалась в Верхнем мире, в отличии от эктоплазмы, которую раздобыть можно только на черном рынке и за бешенные деньжищи. Она хранилась в капсуле, в доме у Летарда, только потому, что эта капсула пылилась в темной комнате со времен, когда эктоплазма была разрешена. Смутное время было тогда в Верхнем мире, ну а нашего не было вовсе…
Грохот был просто невообразимый и сильно ударил по ушам, после длительной, смиренной тишины. И следом раздались язвительные визги людей. Даже самые брутальные кибермужики визжали, как маленькие девочки и повываливались на улицу. О тишине больше не могло идти и речи.
- Черт… - тихо, еле слышно, лишь для самого себя произнес Врачеватель, ведь он додумался чего хочет ученый. Огустус удовлетворенно улыбался, насыщаясь, а самое главное наслаждаясь, свежими, пронзительными криками боли и отчаяния, вперемешку с бегающими туда-сюда горожанами. Их уродливые, разбухшие от множеств болезней лица с грязными вкрапленными пластинами, сделанными из золота, или из ржавого металла корчили нечеловеческие гримасы, и Огустус от этого приходил в экстаз. Но расслабиться он все равно не мог. Мысли о флэшке присутствовали в его голове постоянно.
- Ну тише, тише, - ученый говорил так, будто взаправду культурно пытался успокоить граждан, как отец успокаивает свою дочь, но культурности хватило ненадолго, - Немедленно прекратите орать, свиньи! – и вот тут все замолкли. – Значит вам только кнут по душе, никаких пряников? – он подошел к маленькому мальчику, глаза которого были полностью залиты слезами, и схватил его за нижнюю челюсть. Ребенок хотел что-то крикнуть, но боялся.
Огустус, осознав свою власть, ухмыльнулся и оттолкнул ребенка. Мальчик упал к ногам остальных граждан, но вставать он не торопился, а лишь тихо заплакал. Дети ученому были ни к чему, ведь много сил от них не дождешься, поэтому они мало как могли помочь в грядущей работе.
- Рад вас всех здесь видеть, Апдейтлендцы! – крикнул он, но все молчали, - Теперь у вас новый правитель, новый лорд! Знаете кто? – он приложил ладонь к уху и встав на полусогнутые, прислушался. Но никто не ответил. Тогда он с ухмылкой воспел: «Я!». Люди же суетливо топтались на месте. Врачеватель, положивший голову так, чтобы она смотрела в обратную сторону от граждан и ученого, теперь был этим недоволен. Ему было необходимо наблюдать за каждым жестом Огустуса, а так, он, можно сказать, постоянно находился в неведении. Просто так повернуть голову в положении лежа он не мог, длинный клюв ему не давал этого сделать. В этот момент он возненавидел эту маску еще больше.
Огустус молча разглядывал каждого человека и каждого киборга, прогуливаясь вдоль ряда людей. От его грозного взгляда они невольно становились в ровную шеренгу. Народ боялся не то, что перешептываться, но и переглядываться друг с другом. Наиболее эмоциональные плакали от того, что буквально пол часа назад потеряли своих близких и друзей, но никто не делал им замечания. А сделать очень хотелось. Те, кто стоял возле рыдающих боялись, что безумца это выведет из себя и он подойдет к ним, а затем прикончит, пыша злобой. Боязливым, плачущим и злобным было большинство, но была и пара людей, готовых не только начать переговоры, но и в случае чего дать отпор. Один из таких смельчаков был парень, стоящий в самом центре шеренги, и как только Огустус подошел к нему, он собрался с мыслями и заговорил: