Внезапно Егору пришла в голову мысль подойти поближе к этому самому Пузырю. Он конечно понимал, что он еще успеет в нем насидеться, когда полетит обратно – домой, но что-то внутри его так и хотело пощупать это творение и изучить получше. Спать все равно не хотелось, а снеки, чтобы занять рот закончились. Чему, кстати, Егор удивился, ведь он был уверен, что того мешка хватит на неделю. Видимо он и вправду, не без причины, может называться обжорой.
Одна лампадка все еще горела, вися на стене. Егор взял ее за железную цепь, с помощью которой она и держалась, и встав с кровати подошел к пузырю. Хотя сейчас он был скорее чашей, чем пузырем. Внутри по прежнему не было никакого сидения, были лишь несколько панелей с разных сторон. На одной был экран и три переключателя, на второй куча клавиш с цифрами и буквами, на третей четыре рычага. Все это не выглядело как-то органично и слаженно, потому что все детали выдирались из старой аппаратуры. Это выглядело как грязный само-строй, чем по сути то и являлось.
В центре пола было стеклянное окно, через которое можно было видеть состояние колб с эктоплазмой. Золото, залитое сверху все еще кипело и булькало. От лопания пузырьков, образовывающихся от кипения, капли раскаленного золота резко прыгали на внутреннюю сторону стекла. Егору нравилось смотреть на переливающееся злато, на произвольные движения густой массы.
В мастерской была полнейшая тишина, за исключением слабого потрескивания дерева в печи. Это дерево там лежало с самого начала, как только пленников привели в мастерскую. Видимо оно осталось от предыдущих изобретателей. Егор тоже часто об этом думал и предполагал, что это все осталось от родителей Врачевателя. Они оставались окутанными тайной, но эту тайну никому особо и не хотелось разгадывать. Фраза, вылетевшая из уст Лорда о них воспринялась лишь какой-то второстепенной информацией. Тем более она бы никак им не помогла, а сильного любопытства не вызывала.
Возможно Егор еще долго бы простоял, осматривая пузырь и любуясь на переливание жидкостей, пока сон сам не забрел бы к нему в голову, но раздался внезапный стук, который заставил его выйти из «транса». Из-за того, что Егор долго не моргал его глаза заполнились слезами и как только от неожиданного звука он развернулся в сторону двери и начал хлопать глазами, он стал видеть все очень мутно. От растерянности он отбросил лампаду в сторону и начал быстро тереть глаза, дабы разогнать капли глазной жидкости в стороны. При полете свеча, стоявшая в лампадке потухла и комната стала полностью темной. Темнота очень много раз подводила Егора и он это знал. Он мигом запрыгнул в чашу и затих. Через пару мгновений он высунул голову за край до уровня глаз. Он как можно внимательнее оглядел комнату, чтобы удостовериться, что внутрь никто все еще не проник. Егор начал думать что же это был за стук, пока его сонное сознание не смогло вспомнить. Это был тот стук, который выстукивал Врачеватель. Егор точно не мог ошибиться, это точно была та последовательность. Дверь все еще была и точно не открывалась, так как обычно это происходило с громким скрипом.
Огустус тоже проснулся от этого стука. Он тоже слышал его пару раз до этого и знакомая последовательность разбудила его. Он открыл глаза, но вскакивать с кровати не стал. Он услышал звук падения чего-то на пол и быстрые беспорядочные шаги. Наконец ученый медленно повернулся на бок и на всякий случай прищурившись окинул комнату свои зорким глазом. Одна из функций его искусственного глаза, покрытого разными лупами и стеклышками, служила для ночного видения. Он четко увидел Егора, сидящего внутри чаши и выглядывающего из нее, чтобы тоже проверить присутствие в комнате посторонних. Но потом он увидел и другой силуэт. Прямо позади Егора, облокотившись на противоположный бортик машины, он смотрел в затылок Егора.
Испуганный, сидящий в чаше Егор подумал, что ему показалось, ведь в следующие вот уже две минуты ничего не происходит. Но сзади к нему уже тянулась рука, извиваясь и перебирая пальцами, в готовности схватить его за капюшон худи и утащить во тьму. Егор повернулся на Огустуса, будто знал, что он наблюдает за ним, после чего увидел беспокойство на лице ученого.