Никто из нас не произносит ни слова. Я не могу притвориться, будто бы хорошо знала каждого, но сейчас думаю о трёх ребятишках, так и льнувших к Цецелии, когда ее уводили прочь. О доброте, которую Сидер проявила ко мне в нашу первую встречу. Даже воспоминание о том, как морфлингист с остекленевшим взором рисовал на моем лице желтые цветочки, вызывает боль. Все эти люди мертвы. Их больше нет.
Трудно сказать, как долго мы просидели бы молча и без движения, если бы, скользя между листьями, на землю не опустился серебряный парашют. Никто не протягивает руки, чтобы взять его.
– Интересно, кому это? – наконец подаю голос я.
– Какая разница, – отзывается Финник. – Пит у нас чуть не погиб сегодня; пусть он и берет.
Мой напарник развязывает веревку, расправляет шелковый купол – и обнаруживает маленький металлический предмет непонятного назначения.
– Что это? – интересуюсь я.
Никто не знает. Передавая подарок из рук в руки, мы по очереди изучаем его. Это трубка. На одном конце она чуть сужается, на другом – край немного загнут вниз. Что-то смутно знакомое... Деталь от велосипеда, палка для шторы?
Пит дует в трубочку, но не извлекает ни единого звука. Финник просовывает в нее мизинец и пробует использовать как оружие. Полный провал.
– Мэгз, ты могла бы этим рыбачить? – осведомляюсь я.
Старуха, которая может рыбачить при помощи самых разнообразных предметов, хмыкает и отрицательно трясет головой.
Я катаю трубочку по ладони и размышляю. Хеймитч наверняка спелся с менторами Четвертого дистрикта. Не сомневаюсь, он приложил руку к выбору подарка. Значит, эта вещица – не просто ценная, она способна спасти наши жизни. Вспоминается прошлый сезон. Я тогда умирала от жажды, но Хеймитч не выслал воду, зная, что я найду ее, если постараюсь. Любая его посылка, и даже ее отсутствие, – это важный знак. Я почти слышу, как он рычит: «Мозги есть? Вот и пошевели извилинами! Ну, что это?»
Утираю пот, набегающий на глаза, и рассматриваю подарок при лунном свете. Поворачиваю то так, то сяк, под разными углами, прикрывая и открывая отдельные части. Жду, когда странная штуковина поведает мне о своем назначении. Наконец, раздосадованная, втыкаю одним концом в грязь. Сдаюсь. Может, если к нам примкнут Бити и Вайресс, они до чего-нибудь додумаются.
Вытягиваюсь на плетеной циновке, прижимаюсь к ней пылающей щекой и в раздражении продолжаю смотреть на подарок. Пит массирует напряженную точку между моими плечами и помогает слегка расслабиться. Странно, почему здесь не холодает после заката? Спустя некоторое время я начинаю думать о том, что творится дома.
Прим. Моя мама. Гейл. Мадж. Представляю, как они наблюдают за мной по телевизору. Хоть бы так оно и оказалось, хоть бы они были дома. А если заточены Тредом в тюрьму? Или наказаны, как и Цинна? Как Дарий... Из-за меня. Все до единого.
Сердце гложет тоска по родным, по нашему дистрикту, по лесам. Нормальным, лесам, где у деревьев жесткие стволы, где вдоволь еды, а добыча не вызывает брезгливости. Повсюду журчат источники. Дуют прохладные ветры. Нет, холодные ветры, способные разогнать удушливую жару. Воображаю, как у меня замерзают щеки, немеют пальцы... И вдруг, точно по заказу, непонятный предмет обретает имя.
– Выводная трубка! – Я даже сажусь от неожиданности.
– Что? – вскидывается Финник.
Выдираю подарок из земли, очищаю, обхватываю ладонью возле суженного конца и смотрю на отогнутый край. Точно, я видела это раньше. Стоял холодный и ветреный день, мы были в лесу вместе с отцом. Эта штука торчала из дырочки, аккуратно просверленной в стволе клена, а из нее в подставленное ведро текла живица. Кленовый сироп превращал даже наши безвкусные хлебцы в сладкое угощение. Ума не приложу, куда подевался запас этих трубок после смерти отца. Возможно, они до сих пор надежно спрятаны где-то в лесах. Так надежно, что и не отыскать.
– Это же выводная трубка. Что-то вроде обычного крана. Вставишь в дерево – и вытекает живица... – Неуверенно гляжу на жилистые зеленые стволы вокруг. – Если дерево правильное.
– Живица? – удивляется Финник, ни разу не видевший кленов у себя в дистрикте.
– Из нее потом делают сироп, – поясняет Пит. – Но здесь, наверное, будет что-то другое.
Все дружно вскакивают на ноги. Мы мучимся жаждой. Источников нет. У древесной крысы – острые, точно шильца, зубы и мокрая мордочка. Внутри деревьев может быть только одно... Финник торопится заколотить выводную трубку в зеленый массивный ствол при помощи камня, но я его останавливаю: