— Я не знаю, — говорит он, прохаживаясь перед своим столом и не отрывая взгляда от пола.
— Я думала, что ты можешь ощущать людские чувства, — говорю я. — Я думала, что мои чувства будут для тебя совершенно очевидны.
— Мне не всегда удается мыслить ясно, — говорит он расстроенно, потирая лицо и лоб. — Особенно, в тех случаях, когда вмешиваются мои эмоции. Я не всегда могу быть объективен... и порой я делаю предположения, — говорит он, — которые оказываются ложными... и я не... я просто больше не доверяю своим собственным суждениям. Потому что я доверился им, — говорит он, — и это привело к удручающему результату. Просто-таки ужасному.
Наконец, он поднимает голову. Смотрит мне в глаза.
— Ты прав, — шепчу я.
Он отводит взгляд.
— Ты совершил много ошибок, — говорю я ему. — Ты сделал все не так.
Он проводит рукой по лицу.
— Но еще не поздно все исправить... ты можешь сделать все правильно...
— Пожалуйста...
— Еще не поздно...
— Хватит мне это говорить! — он выходит из себя. — Ты не знаешь меня... не знаешь, что я сделал и что мне понадобится для того, чтобы все исправить...
— Неужели ты не понимаешь? Это уже неважно... ты сейчас можешь решить измениться...
— Мне показалось, что ты не собиралась пытаться меня изменить!
— Я и не пытаюсь, — говорю я, понижая голос. — Я просто пытаюсь донести до тебя то, что твоя жизнь еще не закончилась.
Что ты не обязан оставаться тем, кем был раньше. Теперь ты можешь принимать другие решения. Ты можешь быть счастливым...
— Джульетта, — одно резкое слово.
Его зеленые глаза такие интенсивные.
Я замолкаю.
Я бросаю взгляд на его дрожащие руки; он сжимает их в кулаки.
— Иди, — тихо говорит он. — Я не хочу, чтобы ты сейчас здесь находилась.
— Тогда зачем ты привез меня сюда? — спрашиваю я сердито. — Если ты даже не хочешь меня видеть...
— Почему ты никак не можешь понять? — он смотрит на меня, и в его глазах столько боли и опустошения, что у меня перехватывает дыхание.
У меня дрожат руки.
— Понять чего...?
— Я люблю тебя.
Он ломается.
Его голос. Его спина. Его колени. Его лицо.
Он ломается.
Ему приходится ухватиться за край своего стола. Он не может посмотреть мне в глаза.
— Я люблю тебя, — говорит он, его слова кажутся одновременно и грубыми, и мягкими. — Я люблю тебя, но этого мало. Я думал, что этого будет достаточно, но я ошибся. Я думал, что смогу бороться за тебя, но я был не прав. Потому что я не могу. Я больше не могу даже смотреть тебе в лицо...
— Аарон...
— Скажи мне, что это неправда, — говорит он. — Скажи мне, что я ошибаюсь. Что я слеп. Скажи мне, что ты любишь меня.
Мое сердце никак не перестанет кричать, раскалываясь пополам.
Я не могу ему лгать.
— Я не... я не знаю, как понять то, что я чувствую, — пытаюсь объяснить я.
— Пожалуйста, — шепчет он. — Пожалуйста, просто уходи...
— Аарон, пожалуйста, пойми меня... я думала раньше, что мне известно, что такое любовь, и я ошиблась... я не хочу повторять эту ошибку...
— Пожалуйста, — теперь он умоляет, — ради всего святого, Джульетта, я уже лишился чувства собственного достоинства...
— Хорошо, — я киваю. — Хорошо. Прости. Хорошо.
Я отхожу назад.
Отворачиваюсь.
И не оглядываюсь.
Глава 3 3
—Через семь минут я должен уехать.
Уорнер и я оба полностью одеты, говорим друг с другом как хорошие знакомые; как будто вчерашней ночи и не было. Делалью принес нам завтрак, и мы спокойно поели в отдельных комнатах. Нет речи о нем или мне, или нас, или о том, что, возможно, уже было, или могло бы быть.
Нет нас.
Есть отсутствие Адама, и есть борьба против Восстановления. Вот и все.
Все, что я имею сейчас.
— Я бы взял тебя с собой, — говорит он: — но думаю, что будет трудно замаскировать тебя в этой поездке. Если ты хочешь, ты можешь ждать в учебном комплексе — я приведу группу прямо туда. Ты сможешь их поприветствовать, как только они прибудут — Он, наконец, смотрит на меня. — Ты не против?
Я киваю.
— Очень хорошо, — говорит он. — Я покажу тебе, как туда добраться.
Он ведет меня обратно к себе в кабинет, в дальний угол за диваном. Там есть выход, я не видела его прошлой ночью. Уорнер нажимает кнопку на стене. Двери разъезжаются.
Это лифт.
Мы входим, и он нажимает кнопку первого этажа. Двери закрываются, и мы начинаем двигаться.
Я смотрю на него. — Я никогда не знала, что у тебя был лифт в комнате.
—Я нуждался в частном доступе к своему учебному комплексу.
— Ты все время говоришь это— говорю я ему. — Учебный комплекс. Что такое учебный комплекс?
Лифт останавливается.
Двери раздвигаются.
Он держит их открытыми для меня. — Это.
Я никогда в своей жизни не видела столько тренажеров.
Беговые дорожки, тренажеры для ног и тренажеры для проработки рук, плеч, мышц брюшного пресса. Есть даже тренажеры, которые выглядят как велосипеды. Я не знаю названия ни одного из них. Я знаю, одна из этих вещей — для жима лежа. Я также знаю, как выглядят гантели, и здесь есть стеллажи и стойки с ними, самых разных размеров. И веса, я так думаю. Свободные веса. Есть также брусья, прикрепленные к потолку в некоторых местах, но я не могу себе представить для чего они. Есть куча вещей всюду в этой комнате, на самом деле, совершенно мне не знакомых.
И каждая стена используется для разных целей.
Одна стена, кажется, сделана из камня. Или горной породы. Есть небольшие углубления в ней, которые акцентированы тем, что выглядят как куски пластика разных цветов. Другая стена покрыта оружием. Сотни пушек опираются на колышки, которые удерживают их на месте. Они нетронуты. Блестящие, как будто они только что были убраны. В этой же стене есть дверь; интересно, куда она ведет. Третья стена покрыта таким же черным, подобным губке материалом, который покрывает полы. Похоже, он может быть мягким и пружинистым. И последняя стена — та, через которую мы только что вошли. Она размещает лифт и еще одну другую дверь, и ничего больше.
Размеры огромны. Это пространство, по крайней мере, в два или три раза больше размера спальни Уорнера, его гардеробной и офиса вместе взятых. Невозможно представить, что это все для одного человека.
—Это удивительно, говорю я, поворачиваясь к нему лицом. — Ты пользуешься всем этим?
Он кивает. — Я обычно бываю здесь, по крайней мере, два или три раза в день, говорит он.
— Я выбился из колеи, когда был ранен, — говорит он, — но в основном, да.— Он выходит вперед, касается губчатой черной стены. — Это было моей жизнью столько, сколько я ее помню. Тренировки,— говорит он. — Я тренировался всегда. И это — то, чем мы собираемся заняться и с тобой тоже.
— Со мной?
Он кивает.
— Но мне не нужно тренироваться— говорю я ему. — Не так.
Он пытается встретить мои глаза, и не может.
— Я должен идти, — говорит он. — Если тебе будет скучно здесь, поднимайся на лифте наверх. Этот лифт имеет доступ только к двум этажам, так что ты не заблудишься. Он застегивает свою спортивную куртку. — Я вернусь, как только смогу.
— Хорошо.
Я ожидаю, что он уйдет, но он этого не делает. — Ты все еще будешь здесь, — говорит он, наконец, — когда я вернусь.
Это не совсем вопрос.
Я киваю в любом случае.
— Это кажется таким невозможным, — говорит он, слишком тихо, — что ты не пытаешься убежать
Я ничего не говорю.
Он тяжело вздыхает. Поворачивается на одной пятке. И уходит.
Глава 3 4
Я сижу на одной из скамеек, играя с пяти килограммовыми гантелями, когда я слышу его голос.
— Святое дерьмо— говорит он. — Это место вполне ничего.
Я вскакиваю, чуть не уронив гантели себе на ногу. Кенджи, и Уинстон, и Касл, и Брендан, и Йен, и Алия, и Лили, все входят из двери в стене с оружием.