Они оба проводят большинство дней за едой и сном, и перепрыгиванием с велосипедов на беговые дорожки. Лили в основном бездельничает и занимается понемногу на всем, сегодня она тренируется с медицинским мячом в углу. Йен тягает тяжести и присматривает за Каслом, а Алия провела всю неделю сидя в углу, и чертя Что-то в своем блокноте. И я не могу не задаться вопросом, в порядке ли все также у Адама и Джеймса.
Надеюсь, они в безопасности.
Уорнер всегда уходит в течении дня.
Каждый раз как я вижу двери лифта, я тайно надеюсь, что сейчас они откроются и вернут его в этот зал. Иногда он заходит на чуть-чуть — позаниматься на велотренажере или для быстрой пробежки — но чаще он уходит.
Я реально вижу его только во время его утренней тренировки, и вечером во время еще одного раунда кардио. Конец вечера — мое самое любимое время дня. Когда мы вдевятером садимся и обсуждаем наши успехи. Уинстон и Брендан выздоравливают, я становлюсь сильнее, а Уорнер дает нам знать, были ли какие-нибудь события среди гражданских, солдат или Восстановления — все по-прежнему тихо.
А потом Уорнер и я возвращаемся в его комнату, где принимаем душ и расходимся по разным комнатам. Я сплю на кровати. Он — на диване в кабинете.
Каждую ночь я говорю себе, что буду достаточно смелой, чтобы постучать в его дверь, но не осмеливаюсь.
Я все еще не знаю, что сказать.
Кэнджи дергает меня за волосы.
— Ой — Я дергаюсь, хмурясь. — Что с тобой происходит?
— Ты попадаешь в цель тупой палкой с большим трудом сегодня.
— Что? Я думала, ты сказал, что у меня хорошо получается.
— Да. Но ты отвлеклась. Ты не перестаешь пялиться на лифт так, словно он собирается исполнить три твоих желания.
— О — говорю я. И отворачиваюсь. — Ну. Извини.
— Не извиняйся — вздыхает он. Хмурится немного. — Какого черта происходит между вами, ребята, что бы это ни было? Ты даже не хочешь мне рассказать?
Я вздыхаю. Плюхаюсь на мат. — Я понятия не имею, Кенджи. Он раздраженный и равнодушный.— Я пожимаю плечами. — Я думаю, это неплохо. Мне нужно немного пространства сейчас.
— Но он тебе нравится? — Кэнджи поднимает бровь.
Я ничего не говорю. Чувствую, как мое лицо теплеет.
Кэнджи закатывает глаза. — Знаешь, я бы никогда не подумал, что Уорнер может сделать тебя счастливой.
— Я выгляжу счастливой? — задаю я встречный вопрос.
— Хороший вопрос.— Он вздыхает. — Я просто имею в виду, что ты всегда казалась настолько счастливой с Кентом. Это немного сложно для моего понимания.— Он колеблется. Потирает лоб. — Ну. На самом деле, ты была чертовски более странной, когда была с Кентом. Сверхплаксивой. И такой впечатлительной. И ты кричала. Все. Чертово. Время.— Он кривит лицо. — Боже. Я не могу решить, кто же из них хуже.
— Ты думаешь, я впечатлительная? — спрашиваю я его, широко раскрыв глаза. — Ты себя-то знаешь вообще?
— Я не впечатлительный. Сам я просто иногда поддаюсь некоторому виду внимания.
Я фыркаю.
— Эй — говорит он, указывая на мое лицо. — Я просто говорю, что я не знаю, во что верить. Я уже на этой веселой карусели. Сначала Адам. Теперь Уорнер. На следующей неделе ты попытаешься подцепить на крючок меня.
— И тебе действительно жаль, что это неправда, не так ли?
— Мне пофиг, — говорит он, глядя в сторону. — Ты мне даже не нравишься.
— Ты думаешь — я привлекательная.
— Я думаю, что ты заблуждаешься.
— Я даже не знаю, что это такое, Кэнджи — я встречаюсь с ним взглядом. — Вот в чем проблема. Я не знаю, как это объяснить, и я не уверена, что понимаю всю глубину этого чувства. Все что я знаю, это то, что, что бы это ни было, я никогда не чувствовала этого с Адамом.
Глаза Кенджи приближаются, удивленные и напуганные. Он ничего не говорит секунду.
Резко выдыхает.
— Серьезно?
Я киваю.
— Серьезно, серьезно?
— Да, — говорю я. — Я чувствую себя так... легко. Как будто я могу просто... Я не знаю...— Я затихаю. — Как будто я чувствую впервые в моей жизни, что со мной все будет хорошо. Как будто я собираюсь быть сильной.
— Но это представляется только тебе.— Говорит он. — Это не имеет ничего общего с Уорнером.
— Это так, — говорю я ему. — Но иногда люди могут влиять на нас тоже. И я знаю, Адам не хотел этого, но он давил на меня. Мы были двумя грустными людьми, склеенными вместе.
— Хах. — Кэнджи откидывается на руках.
— Жизнь с Адамом всегда была омрачена какой-нибудь болью или трудностями, — я объясняю, — и Адам всегда был серьезен. Он был настолько сильно переживающим, что выматывал меня иногда. Мы всегда скрывались, ускользали от окружающих опасностей, или бежали, и у нас никогда не было достаточно непрерывных моментов, чтобы побыть вместе. Это было так, как будто сама вселенная пыталась сказать мне, что я слишком сильно старалась остаться с ним.
— Кент не так уж и плох, Джей, — Кенджи хмурится. — Ты не дала ему достаточно времени. Он ведет себя как мудак в последнее время, но он хороший парень. Ты знаешь, какой он. Черт, просто реально все идет наперекосяк для него сейчас.
— Я знаю, — я вздыхаю, грустно, так или иначе. — Но этот мир все еще рушится. Даже если мы выиграем эту войну, все станет намного хуже, прежде чем придет в норму, — я делаю паузу. Пристально разглядываю руки. — И я думаю, люди становятся теми, кто они есть на самом деле, когда все идет наперекосяк. Я видела это своими глазами. Это было со мной, моими родителями, даже с обществом. И да, Адам — хороший парень. На самом деле. Но просто, потому что он хороший парень — не делает его правильным парнем для меня.
Я смотрю вверх.
— Я сильно изменилась теперь. Я не подхожу ему больше, а он не подходит мне.
— Но он все еще любит тебя.
— Нет, — говорю я. — Это не так.
— Это довольно серьезное обвинение.
— Это не обвинение, — говорю я. — Однажды Адам поймет, что то, что он чувствовал ко мне, просто было сумасшедшим видом отчаянья. Мы были двумя людьми, которые действительно нуждались в ком-то, чтобы держаться, и у нас было прошлое, которое делало нас более совместимыми. Но этого мало. Потому что если бы это было не так, я бы так просто не ушла от него.— Я опускаю глаза, мой голос. — Уорнер не обольщал меня, Кенджи. Он не уводил меня. Я просто... Я достигла точки, где все для меня изменилось.
— Все, что я думала, что знаю о Уорнере, было неправдой. Все, что я думала о себе, во что верила было неправдой. И я знаю — я изменилась, — говорю я ему. — Я хотела двигаться дальше. Я хотела злиться и хотела кричать первый раз в своей жизни, но я не могла. Я не хотела, чтобы люди меня боялись, поэтому я пыталась замолчать и исчезнуть, надеясь, что для них так будет удобнее. Но я ненавижу, то что позволяла быть себе пассивной всю жизнь, и сейчас я вижу, что все могло бы быть по-другому, возможно, если бы я поверила в себя, тогда, когда это было нужно. Я не хочу возвращаться к этому.— Говорю я ему. — Не вернусь. Никогда.
— Тебе и не придется, — замечает Кенджи. — Разве не так? Не думаю, что Адам хотел бы, чтобы ты была пассивна
Я пожимаю плечами. — Я до сих пор удивляюсь, что он хочет, чтобы я была той девочкой, в которую он влюбился сначала. Человеком, которым я была, когда мы встретились.
— А это плохо?
— Это больше не я, Кенджи. Я все еще кажусь тебе той девочкой?
— Откуда, черт возьми, мне знать?
— Ты не знаешь, — говорю я раздраженно. — Вот поэтому ты и не понимаешь. Ты не знаешь, какой я была. Ты не знаешь, что было в моей голове. Я жила в очень темном месте. — Говорю я ему. — Я не была в безопасности в своем собственном уме. Я просыпалась каждое утро в надежде что умру, а потом я проводила остаток дня, задаваясь вопросом, возможно я уже мертва, потому что я даже не видела разницы, — говорю я более жестко. — У меня появилась небольшая нить надежды, и я уцепилась за нее, но большая часть моей жизни была потрачена в ожидании увидеть, как кто-нибудь сжалится надо мной.