Кэнджи просто уставился на меня, его глаза непроницаемы.
— Тебе не кажется, что я думаю,— я говорю с ним злее теперь — что если бы я позволила себе злиться давным-давно, я бы обнаружила свою силу и смогла бы выбраться из той психушки своими собственными руками?
Кэнджи вздрагивает.
— Не, кажется, что я думаю об этом постоянно? — спрашиваю я его, мой голос дрожит. — Не, кажется, что меня убивает, понимание того, что мое собственное нежелание признать себя человеком держало меня в ловушке так долго? Двести шестьдесят четыре дня, Кенджи, — я говорю с трудом сглатывая. — Двести шестьдесят четыре дня я была там, все время я имела силы вырваться, и я не сделала этого, потому что понятия не имела, что могла. Потому что я никогда даже не пыталась. Потому что я позволила миру научить меня ненавидеть себя. Я была труслива, — говорю я — нуждалась в ком-то, кто мог сказать мне, что я чего-то стою, прежде чем предпринять что-то для своего спасения.
— Речь не об Адаме или Уорнере, — говорю я ему. — Речь обо мне, и о том чего я хочу. Обо мне, наконец понимающей, где я хочу быть через десять лет. Поскольку я собираюсь жить, Кенджи. Через десять лет я буду жить, и собираюсь быть счастливой. Я собираюсь быть сильной. И мне не нужно больше, чтобы кто-то мне это говорил. Достаточно, и так будет всегда.
Я тяжело дышу теперь, пытаясь успокоить свое сердце.
Кэнджи смотрит на меня, мягко говоря, в ужасе.
— Я хочу, чтобы Адам был счастлив, Кенджи, правда. Но он и я — в конечном итоге, подобно воде, пришли бы в никуда.
— Что ты имеешь в виду...?
— Вода, которая никогда не движется, — я говорю ему. — Она прекрасна какое-то время. Ты можешь пить ее, и она будет поддерживать тебя. Но если, она застаивается слишком долго, она портится. Она становится несвежей. Она становится токсичной.— Я качаю головой. — Мне нужны волны. Мне нужны водопады. Мне нужны быстрые потоки.
— Черт, — говорит Кенджи. Он нервно смеется, чешет затылок. — Я думаю, ты должна записать эту речь, принцесса. Потому что у тебя будет возможность сказать это все ему лично.
— Что? — Мое тело напрягается.
— Да, — Кэнджи кашляет. — Адам и Джеймс приезжают сюда завтра.
— Что? — Я задыхаюсь.
— Да. Неловко, правда? — Он пытается смеяться. — Таааааак неловко.
— Почему? Зачем он приезжает сюда? Откуда ты вообще знаешь?
— Я, гм, типа, возвращался, — Он прочищает горло. — Чтобы, знаешь ли, проверить как они. В основном Джеймс. Ну, ты знаешь.— Он смотрит в сторону. Оглядывается.
— Для того, чтобы проверить как они?
— Да. Просто чтобы убедиться, что они в порядке. Он кивает в пустоту. — Так, я рассказал ему, что у нас есть по-настоящему удивительный план, — говорит Кенджи, указывая на меня. — Благодаря тебе, конечно. На самом деле удивительный план. Так вот. И я рассказал ему, что еда хороша, — добавляет Кенджи. — И про горячий душ. Так что он знает, что Уорнер не сделал нам ничего плохого. И да, знаешь, еще кое-что.
— Что еще? — Я спрашиваю подозрительно теперь. — Что еще ты ему сказал?
— Хм — Кэнджи изучает край рубашки, потянув за него.
— Кэнджи.
— Ладно, слушай, — говорит Кенджи, подняв обе руки. — Просто - не сердись, ладно?
— Я уже рассердилась.
— Они бы умерли там. Я просто не мог позволить им остаться в этом дрянном месте самим по себе, особенно Джеймсу — и тем более не теперь, когда у нас есть надежный план.
— Что ты ему сказал, Кэнджи? — Мое терпение на исходе.
— Может, — говорит он, отступая теперь — может быть, я сказал ему, что ты спокойный, рациональный, очень хороший человек, который не любит причинять людям боль, особенно своему очень симпатичному другу Кенджи.
— Черт возьми, Кэнджи, скажи мне, что ты сделал.
— Мне нужно пять футов, — говорит он.
— Что?
— Пять футов. Пространства, — говорит он. — Между нами.
— Даю тебе пять дюймов.
Кэнджи тяжело сглатывает — Ок, ну, может быть— говорит он, — может быть, я сказал ему.. . что... гм, ты скучаешь по нему. Сильно.
Я чуть не падаю назад, спотыкаясь от его последних слов.
— Что ты сделал? — Мой голос падает до шепота.
— Это был единственный способ, которым я мог привести его сюда, ок? Он думал, что ты влюблена в Уорнера, а его гордость — его долбанная проблема.
— Что, черт возьми, с тобой такое? — Кричу я. — Они собираются убить друг друга!
— Мы можем предоставить им шанс, — говорит Кенджи. — А потом мы все можем стать друзьями, как ты и хотела.
— Боже мой, — я говорю, проводя рукой по глазам. — Ты с ума сошел? Зачем ты это сделал? Мне придется разбить его сердце снова и снова!
— Да, ты знаешь, я тут подумал, может ты могла бы притвориться, что Уорнер тебя не интересует? Только пока эта война не закончится? Потому что это сделало бы все менее напряженным. И тогда мы все уживемся, а Адам и Джеймс не умрут там в полном одиночестве. Понимаешь? Счастливый конец.
Я так раздражена сейчас, что дрожу.
— Ты сказал ему что-то еще, так? — спрашиваю я, пристально на него уставившись. — Ты сказал ему еще что-то. Обо мне. Не так ли?
— Что? — Кэнджи отступает назад теперь. — Я не…
— Это все что ты сказал ему? — я настаиваю. — То, что я скучаю по нему? Или ты сказал ему что-то еще?
— Ох. Что ж теперь, когда ты упомянула об этом, да, ммм, возможно, я мог сказать ему, ммм, что ты все еще влюблена в него?
Мой мозг пронзительно вопит.
— И... что, возможно, ты говоришь о нем все время? И может быть, я сказал ему, что ты много плачешь, потому что тебе сильно его не хватает. Возможно. Я не знаю, мы говорили о многом, так то…
— Я ТЕБЯ УБЬЮ.
— Нет, — говорит он, указывая на меня пальцем, снова отступая назад. — Плохая Джульетта. Тебе не нравится убивать людей, помнишь? Ты против этого, помнишь? Тебе нравится говорить о чувствах и радугах.
— Почему, Кенджи? — Я опускаю голову на руки. — Почему? Почему ты солгал ему?
— Потому что, — он встает, разочарованно. — Это фигня. Все уже умирает в этом мире. Почти все потеряли свои дома, свои семьи — все, что когда-либо любили. И вы с Кентом должны быть в состоянии пережить свою дурацкую средней школы драму, как два взрослых. Мы не должны терять друг друга так. Мы уже и так потеряли многих,— говорит он, теперь злясь.
— Они живы, Джей. Они все еще живы. — Он смотрит на меня, глаза сверкают, едва сдерживая эмоции. — Это достаточная причина для меня, чтобы попытаться сохранить их в своей жизни. — Он отводит взгляд. Понижает голос. — Пожалуйста, говорит он. — Это так дерьмово. Все это. Я чувствую себя ребенком посреди развода. И я не хотел лгать ему, ок? Не хотел. Но, по крайней мере, я убедил его вернуться. И может быть, как только он придет сюда, он захочет остаться.
Я свирепо смотрю на него. — Когда они будут здесь?
Кенджи делает вздох. — Я встречу их утром.
— Ты же понимаешь, что я расскажу это Уорнеру, так? Ты не можешь просто держать их здесь, сделав невидимыми.
— Я знаю, — говорит он.
— Хорошо. — Я так зла, я даже не знаю, что сказать больше. Я не могу даже смотреть на него прямо сейчас.
— Так..., — Говорит Кенджи. — Хороший разговор?
Я оборачиваюсь. Мой голос смертельно мягкий, мое лицо всего в нескольких дюймах от его. — Если они поубивают друг друга, я говорю ему: — Я сломаю тебе шею.
— Черт, принцесса. Когда ты стала такой вспыльчивой?
— Я не шучу, Кэнджи. Они уже пытались убить друг друга, и им это почти удалось. Я надеюсь, ты не упустил эту деталь, когда строил свои радужные планы.— Я сверлю его взглядом. — Это не просто история двух парней, которые не нравятся друг другу. Они хотят видеть друг друга мертвыми.
Кенджи вздыхает. Смотрит на стену. — Все будет хорошо, — говорит он. — Мы с этим разберемся.
— Нет, — говорю я ему. — Ты с этим разберешься.
— Разве ты не можешь постараться понять, почему я так поступил? — спрашивает он. — Не можешь понять, что лучше нам всем быть вместе? Никого не осталось, Джей. Только мы. Неужели мы все должны страдать из-за того, что вы больше не вместе? Мы должны жить дальше как-то.