Кроме того, каждый был успешен в своих тренировках. Брендан и Уинстон вернулись к прекрасному самочувствию, Касл находится в лучшем настроении каждый день, Лили — из тех самодостаточных девушек, которым не нужно, чтобы их развлекали, хотя она и Йен кажется нашли утешение в компании друг друга.
Я предполагаю, что такая изоляция объединяет людей.
Подобно как Адама и Алию.
Он проводит много времени с ней в последнее время, я не знаю что это значит, но это не может быть ничем кроме дружбы. Большую часть моего пребывания в зале, он сидел рядом с ней, наблюдал за ее эскизами, задавая случайные вопросы.
Она всегда краснела.
В некотором смысле она напоминает мне себя, ту, которой я была раньше.
Я обожаю Алию, но иногда когда вижу их вместе, задаюсь вопросом, не этого ли Адам всегда хотел. Милая, тихая, нежная девушка. Кто-то, кто сгладил бы все шероховатости, которые он видел в своей жизни. Он сказал мне однажды, я помню. Он сказал что любит во мне. То что я была такая хорошая. Такая милая. То, что я была единственным хорошим, что осталось в этом мире.
Я думаю, я всегда знала, что это не так.
Может он начал видеть это тоже.
Глава 46
— Я собираюсь навестить свою маму сегодня.
С этих семи слов началось наше утро.
Уорнер только что вышел из своего кабинета, его золотистые волосы спутаны на голове, его глаза такие зеленые и одновременно такие прозрачные, что не поддаются простому описанию. Он не потрудился застегнуть свою помятую рубашку, а его брюки, без пояса, спустились вниз на его талии. Он выглядит совершенно сбитым с толку. Не думаю, что он спал всю ночь, и я отчаянно хочу знать, что произошло в его жизни, но так же я знаю, что сейчас не время спрашивать об этом. Но хуже всего то, что я знаю, он не скажет мне, пока я не спрошу.
Больше между нами нет близости.
Все так быстро прошло между нами, и теперь, замедляясь, полностью остановилось. Все эти мысли, и чувства, и эмоции застыли на месте. И сейчас я так боюсь, что, если сделаю неправильный шаг — все разрушиться.
Но я скучаю по нему.
Он стоит напротив меня каждый день, и я тренируюсь с ним, и работаю с ним как коллега, но для меня этого уже не достаточно. Я скучаю по нашим непринужденным разговорам, его открытой улыбке, которой он улыбался каждый раз, встречаясь с моими глазами.
Я скучаю по нему.
И мне необходимо поговорить с ним, но я не знаю как. Или когда. Или что сказать.
Трусиха.
— Почему сегодня? спрашиваю я неуверенно. — Что-нибудь случилось?
Уорнер долгое время ничего не говорит, просто смотрит на стену. — Сегодня ее День рождения.
— Ох, — шепчу я, мое сердце разрывается.
— Ты хочешь попрактиковаться на открытом воздухе говорит он, все еще глядя прямо перед собой. — С Кенджи. Я смогу взять тебя с собой, когда буду уезжать, пока он сможет держать тебя невидимой. Я высажу вас где-нибудь на нерегулируемой территории и заберу, когда буду возвращаться назад. Хорошо?
— Да.
Он ничего не говорит, но его глаза безумны, рассредоточены. Он смотрит на стену, возможно, на окно.
— Аарон?
— Да, любимая.
— Ты боишься?
Он делает глубокий вдох. И медленно выдыхает.
— Я никогда не знаю чего ожидать, когда навещаю ее, — говорит он спокойно. — Каждый раз она
разная. Иногда она встает под действием лекарств, но не двигается. Иногда ее глаза открываются, и она смотрит в потолок. Иногда, — говорит он, — она полностью в истерике.
Мое сердце скручивается.
— Это хорошо, что ты все еще посещаешь ее говорю я ему. — Ты ведь знаешь это, правда?
— Да? Он странно смеется, нервным смехом. — Иногда, я не уверен.
— Да. Это так.
— Откуда ты знаешь? сейчас он смотрит на меня, смотрит на меня так, как будто боится услышать ответ.
— Потому что, если бы она смогла поговорить с тобой, хотя бы секунду, когда ты с ней в комнате, ты бы сделал ей необычайный подарок. Она не ушла полностью говорю я ему. — Она знает. Даже если не все время, и даже если не может увидеть тебя. Она знает, что ты здесь. И я знаю, что это очень многое для нее значит.
Он делает другой нетвердый вдох. Сейчас он смотрит в потолок. — Это хорошо сказано.
— Я действительно так думаю.
— Я знаю говорит он. — Я знаю, это так.
Я смотрю на него немного дольше, интересно, сейчас подходящее время, чтобы спросить о его матери. Но есть одна вещь, о которой я всегда хотела спросить. Так я и делаю.
— Она дала тебе это кольцо, да?
Он замирает. Я думаю, что могу слышать биение его сердца. — Что?
Я подхожу к нему и беру его левую руку. — Вот это говорю я, указывая на нефритовое кольцо, которое он всегда носит на своем мизинце. Он никогда не снимает его. Ни в душе. Ни когда ложиться спать. Никогда.
Он кивает, медленно.
— Но… ты не хочешь говорить об этом говорю я, вспоминая прошлое время, когда я спрашивала его об этом кольце.
Я досчитываю точно до десяти, когда он снова начинает говорить.
— Мне никогда не разрешали, — говорит он очень, очень тихо, — получать подарки. Ни от кого. Мой отец ненавидел мысль о подарках. Он ненавидел вечеринки на День рождения и каникулы. Он никогда не позволял кому—либо дарить мне подарки, и особенно моей матери. Он говорил, что принимая подарки, я стал бы слабым. Он думал, что это побудит меня полагаться на милосердие других.
— Но однажды мы спрятались, — говорит он. — Моя мама и я. Он смотрит вверх, закрывает глаза, представляя другое место. Возможно, он не говорит мне всего. — Это был мой шестой День рождения, и она пыталась спрятать меня. Потому что она знала, что он хочет сделать со мной. Он моргает. Его голос падает до шепота, полумертвый от эмоций. — Я помню, ее руки дрожали, — говорит он. — Я помню, потому что смотрел на ее руки. Потому что она прижимала меня к себе. И на ней было надето это кольцо. Он затих, вспоминая. — Я никогда в жизни не видел драгоценностей. Я не знал точно, что это. Но она увидела мой взгляд и хотела отвлечь меня, говорит он. — Она хотела поддержать мое отвлеченное состояние.
Мой желудок угрожал вырваться наружу.
— Так она рассказала мне историю. Историю о мальчике, родившемся с очень зелеными глазами и мужчине, который был так очарован их цветом, что обыскал весь мир в поисках камня такого же оттенка. Его голос затухал, понижаясь до шепота, что я едва могла слышать его. — Она сказала, что этим мальчиком был я. Что это кольцо было сделано из очень редкого камня, и что он подарил его ей, надеясь, что однажды она подарит его мне. Это был ее подарок, сказала она, на мой День рождения. Он остановился. Вдохнул. — И тогда она сняла его, надела на мой указательный палец, и сказала, — Если ты спрячешь свое сердце, он никогда не заберет его у тебя.
Он смотрел на стену.
— Это кольцо — единственный подарок— сказал он, — который мне когда—либо дарили.
Я глотаю свои слезы, обжигающие, опаляющие свой путь вниз по моему горлу.
Глава 47
Я чувствую себя странно, весь день.
Меня как будто выключили, каким—то образом. Кенджи в восторге от того, что мы покидаем пределы базы, взволнован от возможности протестировать мои способности на новом месте, а все остальные нам завидуют, что мы можем выйти. Так что я должна быть счастлива. Я должна быть в предвкушении.
Но я чувствую себя странно.
Моя голова находится в каком—то странном месте, и я думаю, это происходит, потому что я не могу выкинуть историю Уорнера из своей головы. Я не могу перестать пытаться представить себе, каково ему было. Маленькому, испуганному ребенку.
Никто не знает, куда он направляется сегодня. Никто не знает глубины происходящего. И он ничего не делает, чтобы передать, что он на самом деле чувствует. Он спокоен как всегда, сдержан и осторожен в своих словах, своих действиях.
Кенджи и я снова встретимся с ним через минуту.
Мы проскальзываем через дверь в стене с пистолетами, и наконец, можем увидеть собственными глазами, что Уорнер скрывает за этими дверьми. Мы проходим через стрельбище.