— Да...— говорит Кенджи медленно. — Зачем?
— Он в примерно в двух улицах оттуда.
— Гмм. Что за черт? Почему он там?
— Отведешь меня туда? спрашиваю я, нервничая. — Пожалуйста? Сейчас?
— Ладно— говорит он, неубежденный. — Но только потому что мне любопытно. И потому что здесь чертовски холодно, и мне нужно двинуть ногами, прежде чем я замерзну до смерти.
— Спасибо— говорю я. — Где ты?
Мы следуем на звуки голоса друг друга, пока не врезаемся. Кенджи просовывает руку в мою. И мы прижимаемся друг другу от холода.
Он направляет нас.
Глава 49
Вот и все.
Дом темно—голубого оттенка. Тот, в котором я очнулась. Тот, в котором жил Уорнер. Тот, в котором живет его мама. Мы стоим перед ним, и он выглядит так же, как и в последние два раза, что я была здесь. Красиво и ужасающе. Ветряные колокольчики колышутся туда-сюда.
— Какого черта Уорнеру быть здесь? спрашивает Кенджи. — Что это за место?
— Я не могу сказать тебе— говорю я ему.
— Почему не можешь?
— Потому что это не моя тайна, чтобы ее выдавать.
Кенджи молчит мгновение. — Так чего же ты от меня хочешь?
— Можешь подождать меня здесь? спрашиваю я его. — Я смогу остаться невидимой, если войду внутрь? Или я выйду из радиуса?
Кенджи вздыхает. — Я не знаю. Ты, конечно, можешь попробовать. Я никогда не пытался делать это, находясь снаружи дома. Он колеблется. — Но уж если ты собралась идти без меня, не могла бы ты поторопиться? Я уже отморозил свою задницу.
— Да. Я обещаю. Я быстро. Я просто хочу убедиться, что с ним все в порядке — или что он все еще здесь. Потому что, если он не внутри, он может ждать нас на месте встречи.
— И тогда это все будет — огромной тратой времени.
— Мне жаль— говорю я ему. — Мне очень жаль. Но я просто должна убедиться.
— Иди— говорит он. — Иди и скорее возвращайся.
— Ладно— шепчу я. — Спасибо.
Я отдаляюсь и поднимаюсь по лестнице маленькой веранды. Проверяю ручку. Она не заперта. Я поворачиваю ее, открываю дверь. Шаг внутрь.
Здесь меня застрелили
Кровавое пятно там, где я лежала на полу уже отчищено. Или, возможно, ковер заменили.
Я не уверена. В любом случае воспоминания еще окружают меня. Я не могу ходить в этом доме, не чувствуя как скручивает мой желудок. Все неправильно здесь. Все так неправильно. Такое мертвое.
Что-то случилось.
Я чувствую это.
Я осторожно закрыла дверь за собой. Я крадусь вверх по лестнице, помня, как скрипели половицы, когда меня в первый раз схватили и привели сюда, и у меня, получается, обойти самые шумные части, остальные, к счастью, звучат так, как будто это мог быть ветер.
Когда я поднялась наверх, насчитываю три двери. Три комнаты.
Слева: старая комната Уорнера. Та, в которой я очнулась.
В середине: ванная. Та, в которой я мылась.
В дальнем конце коридора, правее всех: комната его мамы. Та, которую я ищу.
Мое сердце колотится внутри.
Я с трудом могу дышать, когда на цыпочках подхожу ближе. Я не знаю, что ожидаю найти внутри. Я не знаю, на что надеяться от этой затеи. Я понятия не имею, даже, если Уорнер все еще здесь.
И я понятия не имею, каково это будет — увидеть его мать.
Но Что-то тянет меня вперед, убеждая открыть дверь и проверить. Мне нужно знать. Мне просто нужно знать. Иначе мой разум не успокоится.
Так что я медленно двигаюсь вперед. Несколько вдохов и выдохов. Я сжимаю дверную ручку и поворачиваю, очень медленно, даже не осознавая, что потеряла невидимость, пока не вижу свои ноги, переступающие порог.
Паника охватывает меня в одно мгновение, мой мозг рассчитывает запасной план действий, и хотя я кратко задумываюсь о том, чтобы развернуться и выйти за дверь, мои глаза уже осмотрели комнату.
И я не знаю смогу ли повернуть сейчас назад.
Глава 50
Тут стоит кровать.
Односпальная кровать. Окруженная аппаратами и капельницами, и склянками, и совершенно новыми подкладными суднами. Тут есть стопки простыней и стопки одеял, и самые красивые книжные шкафы, и вышитые подушки, и очаровательные чучела животных, разбросанных везде. Здесь есть свежие цветы в пяти различных вазах и четыре ярко окрашенных стены, и маленький столик в углу с подобным ему маленьким стулом, и цветок в горшке, и набор старых кистей, и рамки для фотографий, везде. На стенах, на столе, на прикроватной тумбочке.
Белокурая женщина. Маленький белокурый мальчик. Вместе.
Они никогда не постареют, замечаю я. Картины никогда не меняются во времени с течением лет. Они никогда не покажут развитие жизни этого ребенка. Мальчик на этих фотографиях всегда молод, всегда удивлен, и всегда крепко держится за руку дамы, стоящей рядом с ним.
Но этой дамы здесь нет. И ее медсестра ушла, тоже.
Аппараты выключены.
Лампочки не горят.
Кровать пуста.
Уорнер сжался в углу.
Он скрутился комочком, колени поджаты к груди, руки обхватывают его ноги, голова спрятана за руками. И он дрожит.
Дрожь сотрясает все его тело.
Я никогда, никогда не видела его похожим на ребенка прежде. Никогда, ни разу, за все время, которое я его знаю. Но прямо сейчас, он похож просто на маленького мальчика.
Испуганного. Уязвимого. Абсолютно одинокого.
Не требуется много времени, чтобы понять почему.
Я падаю на колени перед ним. Я знаю, что он в состоянии почувствовать мое присутствие, но я не знаю, хочет ли он видеть меня прямо сейчас. Я не знаю, как он отреагирует, если я дотронусь до него.
Но я должна попробовать.
Я прикасаюсь к его рукам, так осторожно. Провожу своей рукой по его спине, плечам. А затем я осмеливаюсь обнять его, пока он медленно не раскрывается, разворачивается передо мной.
Он понимает голову.
Его глаза покраснели и стали потрясающего, поразительного оттенка зеленого, блестящего от едва сдерживаемых эмоций. Его лицо — картина такой сильной боли.
Я едва могу дышать.
Землетрясение поражает мое сердце, раскалывая его прямо посередине. И я думаю, здесь в нем, больше чувств, чем может вынести один человек.
Я стараюсь прижать его как можно ближе к себе, но вместо этого он обнимает мои бедра, и роняет голову на мои колени. Я наклоняюсь над ним инстинктивно, защищая его тело своим.
Я прижимаюсь щекой к его лбу. Прижимаюсь губами к виску.
И затем он взрывается.
Дрожа яростно, разрушаясь в моих руках, миллионами всхлипов, наполняющих каждый кусочек, которые я стараюсь с таким трудом удержать вместе. И тогда я обещаю себе, в этот самый момент, что буду держать его так всегда, точно так же, как сейчас, пока вся боль, муки и страдания не оставят его, позволяя жить такой жизнью, где никто не сможет ранить его так глубоко никогда снова.
И мы — кавычки, перевернутые вверх ногами, цепляемся друг за друга в конце этого пожизненного заключения. В ловушке жизни, которую мы не выбирали.
Пора, я думаю, вырваться на свободу.
Глава 51
Кенджи ждет в танке, когда мы возвращаемся. Ему удалось найти его.
Он сидит на пассажирском месте, выключив свою невидимость, и не говорит ни слова, когда Уорнер залезает внутрь.
Я пытаюсь встретиться с ним взглядом, уже готовая придумать для него какую-нибудь сумасшедшую историю о том, почему мне потребовался час, чтобы вывести Уорнера из дома, но затем Кенджи смотрит на меня. По-настоящему смотрит.
И я твердо держу язык за зубами.
Уорнер не сказал ни слова. Даже не слышно, как он дышит. И когда мы возвращаемся на базу, он позволяет мне и Кенджи под прикрытием невидимости покинуть танк, и все ещё ничего не говорит, даже мне. Как только мы выходим из танка, он закрывает за нами дверь, и садится обратно.
Я наблюдаю, как он отъезжает снова, когда Кенджи просовывает свою руку в мою.
Мы без проблем возвращаемся обратно через склад. Без проблем пересекаем стрельбище.
Но прежде, чем мы доходим до двери в тренировочный комплекс Уорнера, Кенджи тянет меня за руку.