И все-таки есаул знал, что побежит за Колчаком.
Открылась дверь, на пороге появился человек в форме полковника. Его сопровождали два поручика, по-видимому адъютанты. Оба рослые, широкоплечие. Полковник был в парадной форме, при орденах и медалях.
Есаул вскочил, представился:
— Начальник оперативного отдела есаул Бологов. С кем имею честь?
Человек в форме полковника поздоровался с есаулом за руку, крепко сжал эту руку и не отпустил ее.
— Щетинкин, — сказал человек в форме полковника.
Есаул улыбнулся:
— Однофамилец знаменитого Щетинкина?
— Никак нет, есаул. Я и есть тот самый Щетинкин.
Бологов пытался выдернуть руку. На лице появились растерянность и недоумение.
— Тихо! — проговорил Щетинкин.
«Адъютанты» ловко повернули левую руку есаула за спину, вынули у него из кобуры револьвер.
— Приказываю предъявить мне оперативный план по ликвидации партизан Степного Баджея! — сказал Щетинкин, выпуская руку есаула.
Есаул уже пришел в себя от нервного шока. Он посмотрел на Щетинкина с любопытством, усмехнулся:
— Не могу-с.
— Не валяйте дурака, есаул, штаб окружен партизанами, пропуска в наших руках. Хотите остаться в живых — доставайте планы, схемы, карты.
Лоб Бологова покрылся крупными каплями пота.
— Но меня после этого все равно расстреляют!
— Нам нужны копии. Только копии. Даю слово держать в тайне от вашего начальства сегодняшнее свидание. Это сохранит вам жизнь.
Есаул медлил. Наконец он решительно подошел к сейфу, открыл его, достал карту-схему, расстелил ее на столе. На карте крупными буквами было написано: «Основной вариант по ликвидации партизанских сил Степного Баджея».
— То, что нужно, — удовлетворенно произнес Щетинкин. — До рассвета два часа. Присаживайтесь, есаул, будем работать.
Они уселись за стол.
Щетинкин едва успел вернуться в Семеновку — белые перешли в наступление. Но теперь их замысел был ясен. Доложив обо всем по телефону Кравченко, Петр Ефимович занялся обороной Семеновки.
Противник сразу же ввел значительные силы.
Снаряды падали во дворы и огороды, горели дома и амбары. Вспыхивали и таяли белые облачка шрапнели. По улице метались подводы, груженные мешками с мукой, бочками. Бежали женщины с узлами, дети цеплялись за подолы матерей; ковыляли, опираясь на суковатые палки, старики.
— Закрепиться на окраине Семеновки! — кричал в трубку фонического телефона Щетинкин.
В блиндаже телефонов было несколько, Щетинкин брал сразу по две трубки и прикладывал их к ушам.
— Что? Что?! Канский полк разбит? Бегут?.. Где Старобельцев? Без паники… Ачинцы будут прикрывать ваш отход. Отходите в Баджей… все в Баджей… Что? Плохо слышу. Вершино оставили? А хлеб? Зернохранилище, говорю? Белые захватили?.. И все наши обозы?..
Щетинкин был взбешен. Он бросил трубку и увидел жену, Вассу.
— Васена? Ты откуда? А дети, дети где? — обеспокоенно спросил Петр Ефимович.
— Детей в Баджей партизаны переправили. Зинаида Викторовна Кравченко за ними присмотрит. А я к тебе…
— Да ты что, не видишь, что здесь творится?.. Убьют! Отходим… Стихнет стрельба — давай сразу же в Баджей!
— Петя, не отсылай меня. За тебя боюсь. Да и сама хочу с ними расквитаться.
Щетинкин подобрел, погладил жену по волосам.
— Ладно. Да только недолго мы тут продержимся.
Он понимал Васену.
3
…Матэ Залке удалось уйти в красноярскую тайгу, соединиться с другими интернационалистами. Партизанский отряд вырос, наносил ощутимые удары чешским легионерам. Потом в Красноярске появились колчаковцы. В сравнении с легионерами, эти дрались упорно, ожесточенно и с большим тактическим умением. Белогвардейскими воинскими частями командовали опытные офицеры. В отряд Матэ вливались и русские рабочие, интеллигенты из бывших ссыльных. Партизаны делали смелые налеты на колчаковские гарнизоны, на склады с оружием и продовольствием, контролировали железную дорогу чуть ли не до Канска. Они были неуловимы.