Девочка прожила в семье писателя три года, и все это время Катя общалась с ней, проявляла постоянную заботу, как если бы она была ее родной дочерью. Девочка очень любила свою Катю (так она ее называла).
Потом объявилась родная мать Наташи и взяла дочь к себе. Конечно, это было естественно и логично, но Катя чувствовала себя осиротевшей. Впрочем, связь не прерывалась. Катя часто ходит мимо того дома, где живет Наташа. Они договариваются о новых встречах, и девочка радуется каждому свиданию. «После мамы я люблю тебя больше всех», — сказала она однажды Кате. Мать девочки знает об их дружбе и не препятствует ей. Только встречаться приходится все реже и реже из-за нехватки времени.
После итальянских городов — Рима, Неаполя, цветочного Капри, Мерано — Москва казалась захолустной провинцией. Мощенные булыжником улицы, по которым тарахтели старенькие трамвайчики, деревянные дома и домишки, крикливые извозчики в живописных зипунах и четырехугольных шапках, бродячие цыгане, пестрое многолюдье барахолок.
Еще давали о себе знать последствия гражданской войны. Было много нищих, беспризорников. На биржах труда толпились безработные. В узких петляющих улицах прятались крохотные лавчонки с самодельными вывесками. В многолюдном Охотном ряду шла бойкая торговля разными товарами, овощами, мясом, яблоками на возах. Многочисленные ресторанчики, закусочные, лотерейные киоски заманивали к себе разнообразную публику. Нэп процветал.
С помощью друзей Юрия Николаевича Катя довольно быстро нашла жилье. Она сняла угол у пожилой женщины, сын которой работал администратором в Театре Революции. Жилье не ахти какое: полуподвальное помещение, разгороженное фанерой на комнату и крошечную кухню. Удобств никаких. Но для перенаселенной Москвы и это было находкой.
Дом № 8 в Нижне-Кисловском переулке, в полуподвале которого Кате суждено было прожить несколько лет, имел новую, так называемую писательскую надстройку, где жили писатели, драматурги, композиторы. Почти рядом с домом находился Театр Революции — громоздкое здание из красного кирпича в стиле ампир. Фасадом он выходил на Нижне-Кисловский переулок.
Незадолго до смерти Юрий Николаевич закончил новую пьесу под названием «Когда поют петухи». Он попросил Катю передать рукопись директору Театра Революции писателю Матэ Залке.
Осторожно вынула из чемодана папку с рукописью, ласково провела по ней ладонью. И сейчас же встало перед ней мертвое лицо Юрия Николаевича. Она задохнулась от подступившего рыдания.
Эта пьеса хранила его последние размышления. В ней был призыв к борьбе с наступавшим германским фашизмом, призыв к международной солидарности рабочего класса. Он до конца оставался активной личностью.
И вот она впервые открывает массивную дверь в обитель, где еще витал дух Юрия Николаевича, где он работал, был актером, а иногда и режиссером. Дежурный администратор объяснил ей, как найти кабинет директора. По лестнице поднялась наверх, в пустынное фойе с огромной стенгазетой на массивном стенде и большими фотографическими портретами актеров по стенам. Глаза ее беспокойно забегали по незнакомым лицам в надежде отыскать то, единственное… Нашла. Он смотрел прямо на нее со своей, такой знакомой ей, открытой улыбкой, будто хотел сказать: «Не робей, впереди у тебя целая жизнь…» От этой его живой улыбки стало даже как-то легче на сердце. Прижимая к груди папку с рукописью, двинулась отыскивать директорский кабинет.
Робко приоткрыла дверь, услышала: «Входите!»
За письменным столом в жестком кресле сидел молодой человек, бровастый, круглолицый, с живыми светло-серыми глазами. Это и был Матэ Залка. Он вежливо ответил на ее приветствие и указал на стул напротив себя. Залка и не подозревал, что эта юная особа знает о нем очень много. Венгерский писатель, политэмигрант, коммунист-интернационалист. О его легендарной судьбе восторженно рассказывал ей Юрий Николаевич. Офицер венгерской армии Бела Франклин (настоящее имя Матэ Залки) в империалистическую войну открыто выступал за всеобщий мир, за прекращение войны. За это его привлекли к суду офицерской чести. Попав в русский плен, он перешел на сторону революционных сил, стал командиром Красной Армии. Воевал в Сибири против Колчака, дрался с белыми в чапаевской дивизии, штурмовал Перекоп.
Когда в Венгрии в 1919 году совершилась революция и была провозглашена советская республика, Залка уехал на родину. Но республика просуществовала всего три месяца, и Матэ вынужден был эмигрировать в Советскую Россию.
Став директором Театра Революции, Залка составил манифест, в котором определил задачи театра: