Выбрать главу

А.Х. Бенкендорф

Воспоминания: 1802-1825

Предисловие

Мой отец был другом великого князя Павла, а моя мать близко связана еще с детства с великой княгиней Марией. Эта двойная связь не могла нравиться императрице Екатерине, стремившейся расстроить малейшие пристрастия своего сына. Она выразила настойчивое желание, чтобы мой отец отправился служить в Молдавскую армию, находившуюся под командованием князя Потемкина, а некоторое время спустя отстранила от двора мою мать, которая навлекла на себя немилость и великого князя, старавшись вернуть его к чувствам нежности к супруге, в то время как его сердце принадлежало мадмуазель Нелидовой — фрейлине маленького роста, довольно некрасивой, но обладавшей гибким и живым умом. Мы отправились в Дерпт дожидаться возвращения отца, который усилил дурное расположение к себе императрицы, отслужив с отличием и, вопреки ее желанию, получив награды благодаря положительной рекомендации князя Потемкина, из глубины Бессарабии деспотически правившего петербургским двором.

Необходимо было путешествовать за границей, чтобы избежать последствий опалы. Мы остановились в Байрейте у родителей великой княгини — герцога и герцогини Вюртембергских.

Хороший пансион, который мои родители там нашли, побудил их поместить туда меня и моего брата. Я был очень невежественным для своих лет. Превосходство, которое маленькие немцы имели надо мной в учебе, нисколько не задевало мое самолюбие. Я полностью удовлетворял его тем, что силою и храбростью заставил уважать имя моей нации в наших «боях», командуя одной из «армий». Они организовывались по субботам, и та, которая попадала под мое начальство, обычно звалась «русской армией»: это было все, что мне было нужно для того, чтобы уберечь свою честь от того недостаточного прогресса, что я делал на занятиях с учителями.

Моя репутация внушала ужас уличным проказникам, которые нападали каждый раз, когда представлялся случай, на учеников нашего пансиона, и которые, будучи побиты в нескольких стычках молодежью под моим начальством, донимали меня всюду, где они могли меня достать. Мое тело, покрытое шишками и ранами, являлось гарантией моих подвигов, а телесные наказания, коим подвергали меня за эти акции, только разжигали мое мужество и увеличивали мое влияние на сверстников. Апогеем моей славы стала дуэль с одним студентом из Эрлангена, против которого я дрался на саблях, имея от роду лишь 13 лет. Все прусские офицеры гарнизона стали на мою сторону и много меня чествовали: на балу я получил щелчок, и ответил пощечиной. В этих упражнениях, которые укрепили мое здоровье и сформировали мой характер, прошли 3 года.

Наши родители по возвращении из своего путешествия отправили нас в Ригу, где мой отец командовал кавалерийской бригадой. Страшась моего невежества, меня отправили в Петербург в модный тогда пансион, который учредил аббат Николь, и где собралась вся блестящая молодежь столицы. Более сражения с уличными хулиганами, сила и отвага не решали ничего. Нужно было учиться и посещать занятия столь же усердно, как и маленькие мальчики 9 лет, знавшие много больше, чем я. Силою старательности в 3 месяца я достиг уровня некоторых из моих товарищей.

В ту пору умерла императрица: ее долгое царствование заставило считать ее бессмертной. Ее триумфы, завоевания, великолепие ее двора вознесли ее в ранг полубогов. Весь Петербург и пансион плакали, но Москва — это пристанище всех недовольных, всех опальных, а с ней и здоровая часть России, уставшая от высокомерия фаворитов, с радостью праздновала смерть государыни, чья частная жизнь была скандалом, и чьи руки, расслабленные возрастом, а также сластолюбие, позволили упустить бразды правления империей.

Павел, чей подозрительный характер, вспыльчивость и капризы были известны и лишь усилились злобой и подлостью придворных, вызвал ужас в этом дворе, ставшем его собственным, и в котором он так долго наталкивался на презрение; а также в гвардейцах, свергнувших с трона его отца Петра III, которые от удобной жизни и ослабленной дисциплины перешли к суровой активности, к тиранической и пристрастной дисциплине. Но Павел в то же время возродил самые счастливые надежды в Москве и в глубинке.

Мои родители были призваны ко двору на романтическую церемонию эксгумации Петра III, которого перенесли с немыслимой помпой для того, чтобы расположить его гроб подле тела его супруги. Эта церемония вызвала столь ужасную простуду у моей матери, что несколько недель спустя, мы испытали боль ее потери.

Мой отец вернулся в Ригу, где был назначен военным губернатором.