Вслед за тем было получено известие о переводе экзарха Грузии, митрополита Исидора, в Киев. Для меня это была большая потеря. Митрополит Исидор — иерарх вполне достойный уважения, выдающийся по уму, высоким душевным качествам и пользе, принесенной им краю. Я пользовался особенно ценимым мною его расположением; его всегда занимательные беседы были для меня великим удовольствием и утешением, и по выезде его остались для меня незаменимыми.
Почти одновременно мы получили печальную весть о совершенно неожиданной смерти мужа нашей внучки Веры, И. И. Яхонтова. Он умер от скоротечной горячки, простудившись дорогою, на возвратном пути в Тифлис: жена его осталась с двумя маленькими сыновьями из коих младший родился у нас в доме, уже по отъезде своего отца.
По деловым отношениям, мне пришлось свести знакомство с бароном Торнау, незадолго пред тем прибывшим в Грузию, По складу ума, настроению направлений, предприимчивости, он имел много общего с бароном Мейендорфом, подобно которому отличался и духом прожектерства. Подобно ему же, все его предприятия были равно неудачны, и, испытав несостоятельность нескольких своих попыток, он возвратился обратно в Петербург. С этого времени началось дело о преобразовании гражданского управления по программе князя Барятинского. Хотя ясно оказывались неудобства иных нововведений, но их надобно было вводить неотступно, потому что князь оставался в своих убеждениях непреклонным.
В апреле мы проводили нашего Ростислава в экспедицию. Наконец в этом году последовал мне отвод земли, 1500 десятин в Ставропольской губернии, пожалованный мне еще тогда, когда я был главным попечителем над калмыками, в 1838-м году. Следовательно, ровно чрез двадцать лет после пожалования. Земля эта приносит мне пользы очень мало; но все же впоследствии времени, по смерти моей, может служить подспорьем детям, к тем небольшим средствам, кои могу я им оставить.
В мае последовал первый мой выезд в этом году, вместе с детьми; я отправлялся для обозрения церковных имений, а дети мои, с целью богомолья, сопровождали меня до Мардкобского монастыря, отстоящего в 20-ти верстах от Тифлиса. Монастырская церковь недавно построена на развалинах древней церкви, воздвигнутой святым Антонием, одним из тринадцати подвижников, пришедших в половине шестого века из Сирии в Грузию для окончательного довершения подвига Св. Нины, обращения страны от тьмы языческой к свету Христову. Монахов здесь теперь уже нет, а живет при церкви священник, так как из Тифлиса сюда приходят постоянно во множестве богомольцы. Это место считается одной из наиболее уважаемых святынь края. Монастырь, обстроенный красивыми домиками, с гостиницей, хороню устроен, находится в прекрасном местоположении, окружен лесом, горами, с живописной на одной из вершин старинной башней, по преданию, жилищем Св. Антония. Благоустройством своим Мардкоби обязано в особенности попечениям экзарха Исидора. В летнее время оно служит иногда местопребыванием для экзархов.
В конце месяца я проехал в Боржом, куда в начале июня прибыл наместник, а за ним митрополита, Исидор, еще не покинувший края. Я ежедневно с ними виделся, проводил в беседе с обоими многие приятные часы и пробыл с ними слишком месяц, по 8-е июля. Туда же приехал и новый экзарх, архиепископ Евсевий.
Князь Александр Иванович — очень занимательный собеседник и замечательный рассказчик. Когда он здоров, в духе и оживлен разговором, то любит рассказывать и рассказывает мастерски, удивительно эффектно, остроумно, иногда комично представляя героев своих рассказов в лицах, подражая их жестам, говору. Большею частью рассказы забавные, но часто и серьезные, и всегда интересные. За обедами и по вечерам, в Боржоме и Тифлисе, много я слышал от него любопытных историй. В Боржоме меня заинтересовал один рассказ о его ране. В нем давно уже сидела ружейная черкесская пуля, которую нельзя было вынуть, но она так заросла и где-то запряталась, что не беспокоила его. Когда он приехал в первый раз на Кавказ, молодым офицером, то во время экспедиции, в деле с горцами, пуля попала ему в левую сторону груди. Его отнесли в палатку, положили в постель и, по осмотре, сочли рану смертельной. Князь задыхался и, сознавая приближение конца, потребовал священника. К нему привели полкового священника, старичка, помнится, отца Ивана. Батюшка заметил, что раненный тяжело дышит, по-видимому кончается, и голова его лежит очень низко, на одной подушке. Для большего удобства при совершении таинства, священник велел подложить несколько подушек. Князя приподняли и устроили на постели в полусидячем положении; затем он исповедался, причастился и скоро почувствовал заметное облегчение; вступил с батюшкой в разговор. Из разговора открылось, что отец Иван, задолго до того, был священником в родовом имении князей Барятинских, Ивановском, в то именно время, когда там проживали родители князя и родился сам князь, и этот самый отец Иван его крестил. Такое открытие очень обрадовало их обоих; священник в умилении прослезился, а князю с этого дня стало делаться все лучше и лучше, и наконец он совсем выздоровел, — что приписывали единственно тому, что священник подложил ему под голову подушки, и его высоко приподняли, вследствие чего пуля, его душившая давлением на сердце, опустилась вниз, князю сейчас же сделалось легче, и он был этим спасен.