Детство - это самое важное и самое потрясающее время в жизни человека
Сергей Бодров младший.
Теперь все пусто, безмятежно
Все скучно, все забыто мной
Во тьме иду я, без надежды
Не зная даже, кто такой!
Июль? А может я и Август
Как только мать не назовет
Все странно, фантасмагорично странно
Я не во сне, но вот ведь он полёт
Июль летит, летит навстречу ветру
Он словно птица в облаках
Июль поэт, июль бездельник
Июль повеса, весь в долгах
Июль Иваныч "ПусТОТа"
Стучит старуха вся седая
Стучит ведь прямо в мою дверь
Чего ж ей надо, в это время
Не принимаю я гостей
Стучит все дальше и стучит
Так ночь проходит
День за днем, а стук все ходит
Стук все бродит, старуха все не устаёт
Стучит по двери днем и ночью
Стучит ведь даже, когда сплю
Стучит старуха, вот ведь сучка
Но кажется что я в бреду
Окно ушло, а дверь открылась
Площадка светом озарилась
А свете электрическом
Старуха.
Июль Иваныч "Старуха"
Пожар, горит душа моя
Стихи уходят в стол отрядом
Пусты слова, пуста и голова
Я не хочу поэтом быть, ребята
Простите что я с каждым разом
Пишу стихи все хуже прежних
Я просто вмиг стал вдруг бездарен
Неудивительно, Июль-бездельник
Чего ты ждал? Чего хотел
Стихов нормальных, он изволит
Пошёл ты к черту-лицемер
Ты как поэт, как человек не скроен
Пиши ты дальше про любовь
Пиши на радость глупенькой толпе
Пиши, уж коль тебе спокойней
Пиши, пиши, пиши и впредь
НЕ СМЕЙ, МНЕ ГОВОРИТЬ О СЛОГЕ!
ПИШИ ТЫ ДАЛЬШЕ ВСЕ СОНЕТОМ
ИЮЛЬ, ТЫ ЛИШЬ ОБЫЧНЫЙ СМЕРТНЫЙ
КОТОРЫЙ ВОЗОМНИЛ СЕБЯ ПОЭТОМ!
Июль Иваныч отрывок "Разговор с самим собой"
ПРЕДИСЛОВИЕ
Вообще, для данной работы долгое время не было названия. Вот прям совсем. Не мог придумать. Рабочее название дело такое, иногда назовешь "Ключ", таким и останется работа, а иногда и названия то нету, лишь порядковый номер и жанр написанного. Так было и с этой работой. Долгое время, да и сейчас на самом деле, в моей голове она именуется не иначе, как "Повесть без названия" Назвал бы её детством, в чем был бы смысл, я бы сыграл как идиот, слишком примитивно, обыденно. Но и назвать сложно я не мог эту работу, голова не хотела думать, а слова не вспоминались. Я бы конечно мог назвать её как нибудь пространно. Назвать каким-нибудь предметом, не связывая никак это название с содержанием, а такое бывает вообще, тут удивляться не стоит, писатели люди такие, по-всякому могут извращаться. Назвал бы работу "Воспоминания", а что неплохо, но все равно не то. "Крыша"? Снова мимо. "Любовь"? Слишком просто. Вот так и сижу я, перебирая названия, перебирая слова в своей голове, изредка записывая самые интересные на небольшой клочок пожухлой бумаги, может, что-то и подойдет в итоге. Но нет... нечего не подходит, я потерял умение называть работы, раньше это давалось проще, сейчас... с каждым разом все хуже, а что будет потом? Не смогу назвать персонажа? Не смогу выбрать место действия? Трудно это становится, не невыносимо конечно, просто неприятно, обидно ещё в душе, но обида она как и жалость, к примеру, мне глубоко омерзительна, чувство это просто ужасное, так что обойдемся без этого. В итоге работа называется "Воспоминания Июля" вроде и бред, вроде и намекает на главного героя, на его особенность, рассматривать, что-то неинтересное и вспоминать свое прошлое. Так что, наверно так и назову работу. "Воспоминания Июля". А что звучит! Неплохо. Именно так я объяснил этот Нейминг сам для себя, к слову новомодный англицизм, я неожиданно использовал, все же обычно подобным не промышляю. Старею может? Время подумать над этим, а теперь, пожалуй, отпущу вас, читателей к моему главному герою, к его воспоминаниям, а может и к вашим. Что же, встретимся как-нибудь ещё.
Максим Венедиктов
Начало
Утро вошло в свои права. В раскрытое окно номера гостиницы медленно входил солнечный свет, начинающий освещать все помещение. Мужчина лежал на кровати, во всей одежде, накрытый вместо одеяла синим военным бушлатом. Подарок для него от Хохлова, толстомордого мужика, одетого в серый пиджак. Неплохого человека, ведь именно он организовал возвращения, следовательно, мужчина вполне себе рад иметь такого товарища, как Хохлов. Как только свет проник в помещение, он быстро встал и начал собираться на выход, предварительно лишь быстро умыв свое лицо. Из зеркала на него смотрел мужчина лет 35, небритый, со слегка озлобленным взглядом, волосы были не уложены, впрочем никогда этого не удавалось делать, поэтому прическа его называлась и выглядела сродни названию: Во все стороны. На родине, все смотрели на него слегка с прищуром из-за этого. Там такое не модно. На второй родине конечно, не на первой. Прищур этот был такой, родной, но немного иной нежели здесь в холодной бывшей союзной империи, эдакий балканский. Вытерев лицо слегка уже пахнувшим полотенцем, он вздохнул, снова посмотрел на свое лицо, попытался выдавить из себя улыбку, но так и не смог. Не добившись успеха раззадорить отражение на улыбку, он вышел из ванной.