— Мужайся, мама, — сказал я, гладя ее по голове. — Все самое страшное уже позади.
— Я так виновата перед ним… — мать говорила мне в рубашку, и ее голос звучал несколько глухо. — Я никогда его не любила. Да, я восхищалась им, обожала его, но никогда не любила.
— Почему же ты стала его женой?
— Из-за тебя.
— Но меня еще на свете не было.
— Когда мы поженились, мне было семнадцать, и я была беременна.
— Наверное, можно было что-нибудь сделать.
Мать освободилась от моих объятий.
— Дай мне сигарету, — сказала она. — Я выполнил ее просьбу. — Ты включил кофейник? — Я кивнул и молча пошел за нею на кухню. Мать налила две чашки, и мы сели за стол.
— Ты не ответила на мой вопрос, — сказал я. — Тебе не надо было выходить за него замуж.
— Он этого и слышать не хотел, — все время твердил: хочу сына.
— Почему? У него же был сын.
— Дэна ему было недостаточно. Он знал это, и, как мне иногда кажется, Дэн тоже это понимал. Вот почему он всегда старался угодить ему. Но Дэн, в отличие от твоего отца, очень мягкий человек. — Даже мать называла теперь брата Дэном, а не Ди-Джеем, как раньше. — И твой отец добился своего. Нравится тебе или нет, но ты его точная копия.
Я встал и поставил кофейник на стол.
— Еще кофе?
Мать отрицательно покачала головой, а я налил себе еще одну чашку.
— Ты пьешь слишком много кофе.
— Думаешь, я буду медленнее расти? — засмеялся я. — Мой рост перевалил уже за метр восемьдесят, — и мать тоже засмеялась. — Знаешь, мама, ты очень красивая женщина.
Она покачала головой.
— Сейчас я этого не чувствую.
— Подожди немного, это придет.
Наши взгляды встретились.
— Ты знаешь о наших отношениях с Джеком? — спросила она.
Я кивнул.
— Но ты никогда не подавал виду.
— Это не мое дело.
— Сейчас он хочет на мне жениться. Не знаю, что делать.
— Прежде всего, не надо торопиться, — произнес я. — Сейчас на тебя никто не давит.
В глазах матери промелькнуло удивление.
— Ты говоришь, как твой отец.
— Вряд ли. Если бы я был отцом, я бы никогда не простил тебе, что ты не захотела умереть вместе со мной.
— Это ужасно.
— Я всегда веду себя ужасно, когда мне хочется есть, — ответил я. — Кстати, есть ли у нас с ним в этом плане что-нибудь общее?
— Еще бы. — Мать встала из-за стола. — Поэтому я сделала для тебя то же, что когда-то делала для него. Я приготовила тебе самый плотный завтрак, который тебе когда-либо доводилось есть.
Мы позавтракали.
— Ну, хватит, — сказал я, отодвигая тарелку. — На неделю вперед все равно не наешься.
— Этого я и хотела, — улыбнулась она, составляя использованную посуду в мойку и наливая мне кофе. — У тебя есть план, куда ехать?
— Еще нет. Сначала на юг, затем, может быть, на запад. Но все будет зависеть от того, куда окажется легче добраться.
— Будь осторожен, — сказала она. — Сейчас на дороге всякие попадаются.
— Все будет хорошо.
— Ты напишешь?
— Конечно. Ты только не волнуйся.
— Как же мне не волноваться? Если что-нибудь случится, сразу же позвони.
— Хорошо.
Я взглянул на часы. Было без четверти семь.
— Ну, я, наверное, пойду.
— Я слишком молода, — сказала мать, — и всегда была слишком молодой.
— В каком смысле?
— Сначала, чтобы стать невестой, потом, чтобы родить ребенка. А сейчас я слишком молода, чтобы вести жизнь вдовы и остаться в одиночестве.
— Все когда-нибудь подрастают, — ответил я. — Может, пришло время и для тебя.
— Твой отец сказал бы то же самое. Он так же холодно и безжалостно отделял себя от своих чувств. — На мгновение лицо матери приняло какое-то странное выражение. — Ты действительно мой сын, Джонатан? — с тревогой в голосе спросила она. — Или, может быть, ты только продолжение твоего отца, которое, как он сам говорил, он поместил в тебя?
— Я это я. Твой и его сын, больше ничего.
— Ты любишь меня?
Помолчав, я поцеловал ей руку и ответил:
— Да, мама.
— Тебе хватит денег?
У меня было почти сто долларов, и я мог не волноваться.
— Да, мама, — повторил я.
Вскинув сумку на плечо, я пошел по подъездной дорожке в сторону улицы. Дойдя до ворот, обернулся. Мать все еще стояла на крыльце и помахала мне рукой. Я помахал в ответ.
Уже чувствовалось, что день будет жарким. По лужайке перед домом сновали бурундуки, охотясь на червей, и шуршание травы смешивалось с пением малиновки. После ночи было немного влажно.