Лидия Павловна была из старой дворянской семьи. Вот там, до того момента, когда правосознание масс сделало правильные выводы из существования дворянской семьи, она и изучила языки. Каковы были конкретные выводы, я не знаю, но смысл произошедшего легко восстанавливается. Лидия Павловна была когда-то замужем. Я не знаю, была ли фамилия Карцева её девической фамилией или по мужу. У неё была дочь Ася, вот та действительно стала преподавать языки по получении соответствующего диплома. Лидия Павловна жила не в Москве, а на станции Сходня, в получасе езды от вокзала. Я позже часто ездил к Лидии Павловне в гости, на природу. Едва ли не больший, чем природа, восторг вызывала у меня возможность прокатиться на электричке, тогда только что появившейся. Наряду с появлением в те же времена троллейбуса, появление электрички считалось неопровержимым свидетельством технического триумфа советского государства. И я еще дорвусь, и скажу о появлении автомашины М-1.
Вместе со мой французским и немецким у Лидии Павловны, у нас на квартире, занималась Оля Троицкая, девочка моих – тогда девяти – лет, дочь доцента академии Троицкого. И опять я должен сказать, что легко догадываюсь, что произошло с родителями Оли и её сестры Иры, а точно этого не знаю. Знаю только, что мать выжила (отец не выжил). На первом же занятии французским Лидия Павловна похвалила моё произношение, и я тут же побежал хвалиться этой похвалой маме, специально отметив, что Олино произношение не было отмечено специально. Увы, в дальнейшем я всегда сильно уступал своей соученице. Совсем в дальнейшем Оля стала профессором кафедры иностранных языков всё в той же академии имени Тимирязева. В школьные годы – я не знаю, кто приютил сестер после ареста отца и исчезновения, в связи с этим, матери, и учились мы в разных школах – Оля и Ира учились, не зная иной отметки, кроме «отлично». Олю я видел после возвращения из лагеря; а с Ирой даже ходил один раз в театр, хотя, как принято говорить, «ничего такого там не было». Во время последней, совершенно случайной, встречи в мой последний год в СССР, Оля просила передать моей жене своё восхищение тем, что жена вступила в Хельсинкскую Группу. Я был так потрясён тем, что известен факт родства – у нас с женой разные фамилии – что забыл передать жене Олино восхищение. A Иpa, ставшая позже тоже учёной, но не в области иностранных языков, на некоторое время превратилась во всесоюзную знаменитость. На последней странице журнала «Огонёк» был помещён её портрет с подписью, что вот де студентка МГУ Ирина Троицкая занимается в библиотеке перед экзаменами. Ире полился поток писем, и с предложениями руки и сердца, и просто с предложениями увидеться и заняться чем-либо кроме подготовки к экзаменам. Более ничего об Ире, кроме того, что её будущего мужа звали Вася и что их роман не был стимулирован фотографией в «Огоньке», я не знаю.
Я так часто пишу, что того или иного я не знаю или не помню, что уже не надо по этому поводу приносить извинения. Я не помню точно, пришёл ли я в третий класс школы с начала учебного года или чуть позже, кажется, не с самого начала. И хотя контактов с «ребятами с нашего двора» у меня и до сих пор было достаточно, впечатления от первых дней в нашем 3-м «Б» классе были необыкновенно острыми. Я как-то вошёл в мало известный мне ранее круг, и круг идей, если угодно, и как-то начал становиться в этом кругу своим, и происходило это так быстро, что сравнить это я могу только со своим, не таким уж далеким, будущим попаданием в тюрьму и лагерь. Оказалось, что не только не все живут как мы, а что интересы многих очень разнятся от моих. Не смогу привести свои воспоминания в систему, но и бессистемные воспоминания, мне кажется, будут ...
[на этом рукопись обрывается]