Что касается всего сооружения, то о нем в Книге Иезекииля указаны весьма существенные подробности: по южную сторону жертвенника храма течет вода, то есть река, и течет она в восточную сторону земли, спускается на равнину и впадает в море.
Что же это за видение, насыщенное конкретными деталями!
Не менее точны и описания самого храмового комплекса:
«Напротив двадцати локтей внутреннего двора и напротив помоста, который на внешнем дворе, была галерея против галереи в три яруса. А перед комнатами ход в десять локтей ширины… двери их лицом к северу. Верхние комнаты уже, потому что галереи отнимают у них несколько против нижних и средних комнат этого здания» (Иезек 42:3–5).
В Геттингенской Библии говорится, что на каждом из этажей были «каменные возвышения», что эти этажи расположены тремя уступами и к тому же «были более короткими по сравнению с нижним и средним этажами». Более того, «на нижнем и среднем ярусе они поднимались над землей в виде террас» и «поперек помостов, относившихся к внешнему двору, тремя ступенями на склонах располагались уступы».
Далее в этом переводе Библии следует лаконичный комментарий: «Создается впечатление, что все здание было возведено на неровной площадке и распадалось на три уровня, причем сооружения на каждом последующем уровне располагались выше построек на предыдущем».
Право, даже у самого фанатичного из верующих богословов вполне может возникнуть сомнение: а видение ли здесь описано? Действительно ли всемогущий Бог показал пророку в сияющем видении образ будущего храма, который еще только будет воздвигнут в Израиле? А если да, то почему этот образ из видения был сориентирован по сторонам света? Если это было видение, то к чему в нем такие мелкие подробности, как пропорции комнат, ходов и галерей, и расположение на местности, которая к тому же еще, оказывается, очень неровная, и, наконец, зачем там упоминается речка или ручей, текущий на восток, в сторону моря? Богословы, утверждающие, будто Иезекииль описывал Иерусалимский храм, противоречат сами себе:
«Из Писания нам ничего не известно о таком источнике при храме. В подобном источнике — да и то с сильной натяжкой — можно увидеть воды Силоама («воды Силоама, текущие тихо») (Исаия 8:6); правда, текут они совсем в другую сторону».
Иезекииль приписывает этому потоку совершенно особые свойства:
«И всякое живущее существо, пресмыкающееся там, где войдут две струи, будет живо; и рыбы будет весьма много, потому что войдет туда эта вода…
У потока по берегам его, с той и другой стороны, будут расти всякие дерева, доставляющие пищу; листья их не будут увядать, и плоды на них не будут истощаться; каждый месяц будут созревать новые, потому что вода для них течет из святилища…»
Известно, что в Иерусалиме не протекает ни ручья, ни реки, на берегах которого было бы такое щедрое буйство жизни. Просто удивительно, какую чушь в священном благоговении сумели сотворить из скромной речки богословские толкования! А поскольку в Мертвом море все мертво в буквальном смысле слова, и там даже при самых благих пожеланиях не может быть речи об обилии рыбы («рыбы… весьма много»), реку, описанную у Иезекииля, превращали в пророческое предвидение будущего!
Чтобы населить реку, которой, кстати сказать, в Иерусалиме нет и не было, хоть каким-то подобием разнообразных форм жизни, переводчики и толкователи проделывали ловкий трюк. Дело в том, что хотя в тексте Книги Иезекииля нет слова «мертвый» в связи со словом «море», в переводе оно фигурировало:
«Впрочем, слово «море» можно считать равнозначным слову «мертвое», поскольку это определение, очевидное для иудейского читателя, не столь очевидно для немецкого, и перевод очень сложно понять, если не пояснить его смысл необходимыми комментариями».