— Мы свое дело сделали, — говорил Яков Данилович Н. Н. Дубовскому, — и надо стремиться только сохранить уважение общества, завоеванное долгими годами несомненного успеха и большим количеством произведений, внесших поистине грандиозный вклад в русское передовое реалистическое искусство.
Преданность Якова Даниловича передвижническим делам, его настоящую заинтересованность всем, что так или иначе соприкасалось с Товариществом, очень наглядно раскрывают его письма к И. Е. Репину, Н. Н. Дубовскому и другим художникам, сохранившиеся в архивах.
После Октябрьской революции, когда Товарищество стало искать новые формы своей деятельности, Яков Данилович писал в одном из последних писем к Н. Н. Дубовскому в декабре 1917 года: «По закрытии этюдной выставки, если будет возможность поехать, — уеду на хутора…»
«Хутора» — это станица Каменская на Донце (сейчас город Каменск), родные места его детства, куда и уехал Я. Д. Минченков, исчезнув в последующие годы из поля зрения людей, близко его знавших.
Шли годы, об Якове Даниловиче не было ни слуха, ни духа.
В начале тридцатых годов на одной из выставок ко мне подошел человек, сказавший, что приехал с юга, привез В. А. Гиляровскому и мне привет от художника Я. Д. Минченкова. Мы разговорились, и я услышал, что Яков Данилович живет в Каменске, учительствует и очень бы хотел получить весточку из Столешников. Так мы узнали о местонахождении Якова Даниловича.
В. А. Гиляровский, которому я рассказал об этом, тотчас же написал Я. Д. Минченкову письмо и очень скоро получил от него ответ. Установилась переписка.
В одном из писем В. А. Гиляровский предложил Якову Даниловичу записать то, что он помнит о своих встречах с И. Е. Репиным и передвижниками, многие из которых были его личными друзьями.
Некоторое время спустя от Якова Даниловича были получены записанные в ученических тетрадках воспоминания об И. Е. Репине. Вскоре к нам в Столешники стали приходить по почте и другие тетради из характерной для того времени плохой бумаги, исписанные ровным, разборчивым почерком, почти без поправок и помарок. В них Я. Д. Минченков ярко, образно, впечатляюще рассказывал о своих встречах и разговорах минувших дней.
Эти воспоминания неожиданно раскрыли совершенно неведомую ранее сторону даровитой натуры Якова Даниловича, может быть, даже более интересную и талантливую, чем его живопись. Они показали его зоркую наблюдательность, умение подмечать характерные особенности своих собеседников и рассказывать о них колоритным и сочным языком, рельефно лепящим образ человека.
Записи воспоминаний Я. Д. Минченкова не только засвидетельствовали несомненный литературный талант их автора; в них заинтересованный читатель получил «из первых рук» первоклассные, во многих случаях почти уникальные факты и сведения о жизни передвижников, рисующие их облик, творческий и просто человеческий, часто с вовсе малоизвестных сторон. Положение Я. Д. Минченкова в Товариществе и роль, которую он там играл, обусловили его широкую осведомленность во всех вопросах современной ему русской художественной жизни и позволили осветить ее «изнутри», и с такими подробностями, какие решительно были бы недоступны для иного, стороннего наблюдателя.
Все это, вместе взятое, и определило значение «Воспоминаний» Я. Д. Минченкова как одного из интереснейших произведений нашей не слишком обильной мемуарной литературы из области искусства.
Иногда бывает так, что человек, всю жизнь проработавший в одной какой-нибудь области, благодарную память о себе оставляет совсем в другой, прямого отношения к его основной деятельности как будто не имеющей.
Яков Данилович окончил московское Училище живописи, ваяния и зодчества; всю жизнь он усердно писал пейзажи, в которых было много наблюдательности, задушевности, лиризма. Создавал их медленно, с трудом («Благодаря неопытности, — говорил он, — в своей привычке долго писать, если я начал весенний этюд, то кончал его чуть ли не осенью»). Свои пейзажи он из года в год экспонировал на передвижных выставках, находил для них покупателей — но теперь их местонахождение мало кому ведомо, а знают его и ценят как автора «Воспоминаний о передвижниках», которые он писал в последние годы жизни, все время сомневаясь, могут ли эти воспоминания быть кому-либо интересными.