Сумерки сгущались. Команда приказала зажечь красный огонь, а сигнальщики передали по линии: «Андрей» восстал, товарищи, присоединяйтесь!»
Не все, однако, растерялись. Среди кондукторов нашлись такие, которые советовали матросам разойтись, успокоиться и вспомнить 1907 год. На старых матросов это подействовало, и был момент, когда бы все успокоились, но, к несчастью, на корабле было много молодых матросов, очень распущенных и уже сильно смущенных агитаторами, затесавшимися в их среду. Особенно выделялся кондуктор электрик Дроздов. Унтер-офицер Матюшкин произнес следующую речь: «Товарищи, корабль в опасности! Объединимся! Я предлагаю поставить часовых у погребов, машин и прочих, чтобы офицеры с отчаяния не потопили корабль. Пусть каждый специалист охраняет свою часть. Потом надо выбрать из своей среды командира. Товарищи, я скажу вам несколько слов про офицеров. Не подумайте, что я их защищаю или их сторонник. Вы хотите их перебить. По-моему, это неправильно. Не забывайте, в какое время мы останемся без офицеров, ведь у нас еще есть внешний враг. Перед нами война. Офицеры еще нам нужны: мы не можем сами управлять кораблями в бою. Мы пропадем без офицеров. Кто из нас понимает или, можно сказать, знает артиллерийское дело как настоящий артиллерист или штурман? Они этому каждый по несколько лет учились. На них затрачены наши народные деньги. Я со своей стороны предлагаю оставить мичмана Р.»
Так оставили мичмана Е, затем Б., Ш. и П., вызвав их наверх из кормового помещения, кроме одного, оказавшегося случайно на берегу. Ему на квартиру доставили матросские шинель и фуражку, так как идти в офицерской форме было уже небезопасно.
Оправдывали почти единогласно, только один раз здоровенный кочегар, бледно-синий от возбуждения, зарычал: «Этак вы всех выпустите на свободу!» Решили оставить и командира капитана 1-го ранга Гадда.
Во время выборов разнеслась по кораблю весть, что офицеры убили вестового из кают-компании Казирова (мусульманина). Опять то была работа агитаторов, которым не нравилось успокоение команды.
На самом деле Казиров был убит самой же командой во время обстрела иллюминаторов, что видели многие матросы. Казиров, получив тяжелую рану в живот, помешался от ужаса. Он смог еще пробежать десятка два шагов, безумным голосом крича: «Снимите с меня скорее перчатки!»
Более всех неистовствовал Николаев. Бегая между матросами с бледно-зеленым лицом, брызжа слюнями и захлебываясь, он науськивал команду продолжать избиение офицерства. Он в этом успел. Случай этот дал новый простор бешенству. Стали кричать: «Командира на шанцы! Арестовать всех офицеров!» и т. п.
Тогда же был тяжело ранен случайной пулей Воробьев (Тимофей Тимофеевич).
Командир, медленно поднимаясь по трапу, показался на палубе. Наружно он был совершенно спокоен, но это, видимо, ему стоило больших усилий.
Николаев выстрелил в него, но рядом стоявший старый матрос толкнул винтовку, и пуля пролетела высоко над головой. Командир корабля остановился и, обведя взором команду, медленно стал спускаться назад.
Раздались крики: «Не стрелять в командира! Назад командира на шанцы! Хотим говорить!»
Побежали за командиром.
Вскоре он снова показался на палубе, но уже из другого люка. Поднявшись на палубу, капитан 1-го ранга Гадд предложил матросам высказать, чего они, собственно, хотят, а затем обратился к команде со словом увещания.
Речь эта у меня записана от слова до слова, но она не имеет для читателя никакого значения уже потому, что сделала свое дело. Скажу только, что она мало похожа на ту, которую привел в своей книге «На «Новике» Г. Граф. Его речь наэлектризовала команду, и хотя агитаторы продолжали подзадоривать наиболее недовольных (машинную команду), но, видимо, среди матросов уже совершился перелом. Кто-то крикнул: «Ура! Да здравствует командир!» Вызванный еще ранее наверх командой мичман Б., стоявший рядом с командиром, предложил качать командира. Командира подхватили и начали качать. Капитан 1-го ранга Гадд горячо убеждал матросов успокоиться, образумиться и не трогать офицеров. По-видимому, его защита оказала свое действие. Офицеры понемногу стали выходить на палубу. Одним из первых пришел старший офицер капитан 2-го ранга Лодыженский. Его тотчас же разоружили. Отношение к нему команды было вначале самое враждебное. Была минута, когда он стоял буквально на волосок от могилы. Однако он не растерялся и, обратясь к команде, сказал: «Вы хотите меня убить? Ну, что же, убивайте. Смерти я не боюсь, но только скажу, что обидно умирать ни за что, ни про что… Вы только и знаете, что я капитан 2-го ранга Лодыженский и ничего более. Пошлите людей на «Стройный» узнать про меня. Если окажется, что я плох, то я готов умереть».