Костомарова в 40-х годах не дал более точной харак-/12/теристики народности Шевченко,
чем он. В его статье «Обзор сочинений, писанных на малороссийском языке» о
произведениях автора «Кобзаря» утверждалось: «Это целый народ, говорящий устами
своего поэта» 21. Вскоре, однако, Н. Костомаров убедился, что его собственные взгляды на
роль масс в истории, на перспективы освободительной борьбы не совпадают со взглядами
Шевченко. Он вспоминает о своей полемике с поэтом, подчеркивая, что никогда не был, как
некоторые другие, дружески близким к нему, что о многих фактах жизни автора «Кобзаря»
он узнавал от третьих лиц. Иногда же его восприятие некоторых произведений Шевченко
носило противоречивый характер. Восторгаясь произведениями Шевченко как явлениями
высокого художественного достоинства, проникающими в самую сущность народной
жизни, Н. Костомаров несколько настороженно относился к тем из них, которые способны
были революционизировать сознание масс, подвигнуть их на бунт. «Тарас Григорьевич, —
вспоминал он, — прочитал мне свои ненапечатанные стихотворения. Меня обдало страхом:
11
впечатление, которое они производили, напомнило мне Шиллерову балладу «Занавешенный
саисский истукан». Я увидел, что муза Шевченко раздирала завесу народной жизни. И
страшно, и сладко, и больно, и упоительно было заглянуть туда!!!» 22.
И закономерно, что революционная поэзия Шевченко вызывала лишь страх и осуждение
у людей ограниченных, консервативных, не говоря уже об откровенных ретроградах.
Учитель духовной академии, а позже редактор журнала «Домашняя беседа» В.
Аскоченский, с которым Шевченко познакомился в конце мая 1846 года, пытался даже
убеждать поэта в необходимости свернуть с избранного пути, пугал каторгой, а сам,
опасаясь за свою участь, избегал слушать революционные произведения Шевченко.
Вспоминая о двух последних встречах с поэтом, он выделил такие детали: «Узнав от меня,
что я издаю «Домашнюю беседу», Тарас сказал: «Добре», но когда я изложил перед ним мои
намерения и цель, к которой решил идти, не торопясь, Тарас стал серьезным и, оттягивая
большие свои усы, проговорил: «Важко вам проти рожна прати». Холодно и равнодушно
слушал он после этого мои воспоминания и каждым движением показывал, что мое
присутствие обременительно для него... В последний раз я встретился с ним летом
прошлого года на Загороднем проспекте, но... лучше было бы мне не встречаться...» 23.
21 Молодик на 1844 год. — X., 1843. — С. 177.
22 Т. Г. Шевченко в воспоминаниях современников, с. 151.
23 Домашняя беседа. — 1861. — № 33. — С. 651.
Видимо, мы никогда не узнаем, что именно сказал Шевченко В. Аскоченскому при
последней встрече, но несомненно одно: поэт со свойственной ему откровенностью
клеймил ретрограда и проповедника поповщины. Тогда же он высмеял В. Аскоченского в
сатирическом стихотворении «Умре муж велій в власяниці», написанном на смерть
петербургского митрополита Григория. Этого стихотворения, впервые опубликованного в
«Кобзаре» 1876 года, В. Аскоченский, видимо, еще не знал, когда в своих воспоминаниях,
написанных в 1861 году, называл Шевченко «сизым орлом», «чудесным поэтом».
Сложными были отношения Шевченко с П. Кулишом, который с самого начала проявлял
усиленный интерес к творчеству Шевченко, оценивая его как явление во всех отношениях
примечательное. Во время ссылки поэта он собирал списки его произведений, напечатал
поэму «Наймичка» в «Записках о Южной Руси» (СПб, 1857. — Т. 2. — С. 149 — 168). Когда
же Шевченко возвратился из ссылки в Петербург, передал ему списки его произведений,
некоторые из них издал в своей типографии. И в то же время П. Кулиш с первых лет
знакомства с поэтом пытался поучать его, настоятельно рекомендовал ему подправить
некоторые произведения («Тарасова ніч», «Катерина», «Гайдамаки», «Неофіти» и др.). В
отдельных случаях поэт прислушивался к его советам. Не случайно, переписав свою поэзию
за 1847 год из «Малой книжки» в «Большую», он заметил в дневнике 18 марта 1858 года:
«Жаль, что не с кем толково прочитать. Михайло Семенович в этом деле мне не судья. Он
слишком увлекается. Максимович — тот просто благоговеет перед моим стихом, Бодянский
/13/ тоже. Нужно будет подождать Кулиша. Он, хотя и жестко, но иногда скажет правду; зато
ему не говори правды, если хочешь сохранить с ним добрые отношения» (V, 212 — 213).
Рассказы П. Кулиша о Шевченко во многом противоречивы. Так, в предисловии к
своему поэтическому сборнику «Хуторна поезія» (1882), названому «Историческим
рассказом» и в «Воспоминаниях о Николае Ивановиче Костомарове» (1885), печатавшихся в
журнале «Новь», П. Кулиш писал о Шевченко как о гениальном поэте, «национальном
пророке», приравнивал его к Пушкину, находил у того и другого «великую способность к
«поэтическому критицизму». Мемуариста поражала глубина и оригинальность суждений
Шевченко о науке и литературе. И в то же время П. Кулиш неоднократно повторял, что
12
Шевченко творил якобы преимущественно благодаря гениальной интуиции, что на всех
действовали «чары его дикой во многих случаях поэзии», и отмечал, что даже «одичание
Костомарова в Киеве» произошло не без влияния Шевченко.
Более всего беспокоило П. Кулиша то, что произведения Шевченко могли пробудить
массы к революционным действиям. Известные строки из поэмы «Кавказ» — «Од
молдованина до фінна на всіх язиках все мовчить, бо благоденствує» — он комментирует с
тревогой: «Не будет же молчать оно вечно, когда-нибудь да заговорит. Хорошо было бы,
если бы заговорило языком интеллигенции. А вот беда, если дикая сила деспотизма да
вызовет из пекла дикую силу рабства» 24. Чтобы избежать этого, по мнению П. Кулиша,
необходимо путем просвещения крестьян в школах, свободных от вмешательства
министерства, добиваться примирения пана и мужика... Впрочем воспоминания П. Кулиша
не лишены и объективных данных об обще ственно-литературной жизни 40 — 50-х годов
XIX столетия, о жизни и деятельности Шевченко, о популярности его произведений, их
влиянии на общественное движение. Сослав Шевченко солдатом в отдаленный
Оренбургский корпус, под строгий надзор и с запрещением писать и рисовать, царь
надеялся изолировать его от народа, вынудить замолчать. Обстоятельства солдатской жизни
поэта были чрезвычайно суровыми. Но и там, в ссылке, оказалось немало тех, которые, чем
могли, помогали ему. поддерживали его. Среди них — братья Федор и Михаил Лазаревские,
служившие в Оренбургской пограничной комиссии, занимавшие высокие посты офицеры К.
Герн, Е. Матвеев, Н. Савичев, семья Усковых, А. Бутаков, А. Макшеев и др. Написанные
многими из них воспоминания представляют особую ценность в освещении жизни и
творчества Шевченко в ссылке. Их дополняют рассказы знакомых поэта в записях Д.
Клеменсова, А. Матова, Н. Новицкого, Ф. Пискунова.
24 Куліш П.Хуторна поезія. — Львів, 1882. — С. 39.
Шевченко привезли в Оренбург поздно вечером 8 июня 1847 года. Узнав об этом, Ф.
Лазаревский на другой день пошел в казармы и нашел его там. С тех пор между ними
установились дружеские отношения. Ф. Лазаревский познакомил поэта с некоторыми
влиятельными офицерами, которые могли несколько облегчить его положение, позже
высылал ему книги, журналы, бумагу. Свидетельство Ф. Лазаревского, что ему в 2 часа дня
9 июня 1847 года сообщили о Шевченко, позволяет вполне определенно утверждать, что
Шевченко доставили в Оренбург не 9 июня 1847 года, как отмечено в рапорте
исполняющего обязанности командира Отдельного оренбургского корпуса (за ним до сих
пор некоторые биографы повторяют эту дату), а в 23 часа 8 июня (ночь поэт провел в