Юзеф Игнаций Крашевский
Воспоминания о жизни и деяниях Яшки, прозванного Орфаном
Книга 1
(Ягеллоны, до Сигизмунда)
© Бобров А. С. 2022
Анджею, графу Мнишку, как благодарное воспоминание о минутах, проведённых в Париже в 1883 году, с выражением глубочайшего уважения посылает автор.
Том первый
Во имя Пресвятой Троицы. Amen.
Каждому человеку, который сталкивается в этой жизни с плохим и хорошим, и работает на благо, пресуще желать, чтобы по нему у людей на земле осталась память. Ведь ставят надгробные камни и пишут книги, каждые из которых — не что иное как человек; а так как человек из века своего вышел, как курица из яйца, в то же время книга есть и временем, о котором даёт свидетельство.
Я тоже, крошечное создание, покоряясь этой слабости, или закону, хочу дать отчёт о моей долгой жизни, которая отличалась многими значительными приключениями, как я пришёл в этот бренный мир и как с помощью и милосердием Божьим, но не без греха и ошибок, шёл по ней к тому рубежу, который, верно, сейчас уже близок.
Я был и есть маленьким и незначительным, а жизнь моя подобна жизни многих других, но мне посчастливилось соприкасаться с великими и значительными, я почти постоянно на них смотрел; писать, поэтому, буду о чём придётся, не об одном себе.
Немалый отрезок времени дал мне Господь Бог прожить на этой юдоли, где, как на поле боя, я каждый день видел падающих рядом со мной; что ни день, сам ожидал падения, и почти чудом дошёл до глубокой старости.
Сколько их было, Боже мой, что и сил имели поболее моего и права на жизнь, а во цвете лет, косой подрезанные, пали, когда я, как лопух и крапива, стоящие под плетнём, уцелел.
Чтобы понять этот мир, пожалуй, не из него нужно смотреть на дела людские и судьбы, всё-таки мы должны верить, что то, что делается, должно быть справедливым и добрым. Поэтому, прежде чем начну писать, наперёд должен торжественно признаться, что как в жизни уст своих ложью никогда не замарал, так и страниц ею не запятнаю, выкладывая чистую правду, хотя бы признаться в ней было стыдно. Не буду фальшиво придумывать никаких предков; скольких знал, столько признаю, а не всё в собственной жизни было ясным. Таково уж было моё предназначение.
Стало быть, я должен начать с того, не стыдно признаться, что ни года моего рождения, ни родителей моих не знаю. В том, что на этот свет я пришёл, по-видимому, как непрошеный гость, не моя вина. Могу отметить только то, что жизнь я начал в те годы, когда великим князем Литовским был Казимир, второй сын Ягайллы, а в Польше правил Владислав, который умер, незабвенный пане, под Варной, сражаясь с неверными.
С моего детства мало что осталась у меня в памяти, а то, что могу вспомнить, потому, может, запечетлелось в молодом уме, что эти первые годы жизни протекли у меня не однообразно, а было в них уже для ребёнка много загадок и сюрпризов.
Бедная женщина, простая мещанка, имя которой было Сонька, а по мужу её именовали Гайдисова, называла себя моей матерью, хотя, как потом оказалось, ею не была. Её муж, Гайдис, работал в замковых конюшнях, был над ними старшим смотрителем, причём и молодых жеребцов объезжал. Человек был добродушный, как то чаще всего силачи и гиганты бывают, которым Господь Бог даёт холодную кровь, когда у маленьких и более слабых она кипит в жилах. Говорил мало, смеялся редко, ел много, пил охотно.
Жили Гайдисовы в доме под нижним замком у дверцы, от которой смотритель имел ключ, так что, встав с утра, мог сразу пойти в конюшни, от которых даже ржание коней по ночам было слышно.
Усадьба, хотя деревянная, была удобная и уединённая, а так как Гайдис имел хорошую пенсию, причём ему из казны ежегодно выделяли пшеницу, сукно, полотно и кожу, и часто случались подарки, жилось им хорошо.
Кроме меня, у Гайдисов была доченька Марихна, на несколько лет старше меня. Меня также называли их собственным ребёнком, а могу только поведать, что Сонька так со мной обходилась, так была добра ко мне, будто я действительно был её сыном. Только позже оказалось, что Гайдисовы взяли меня из милосердия и опекали как собственного ребёнка, потому что родители, видимо, признать меня или не могли, или не хотели. Не буду их судить и упрекать их в этом.
Итак, я воспитывался просто, не привыкая к нежностям и никакой роскоши, на хлебе из грубой муки, молоке и клецках, также без излишеств, от холода и слякоти защищённый, за что Господу Богу спасибо, потому что позже мне не один труд, неудобства, недостаток было легче сносить, заранее привыкнув к ним.