Также в самом образовании произошли великие перемены, потому что в нём начали искать того, что бы сразу применялось к жизни; раньше всё было по-латыни, когда мудрыми быть хотели, теперь и в костёле, и в школе свой собственный язык ставили рядом с латинским, глоссы писали польские, с амвона, не стесняясь, говорили на польском, над которым работали значительные люди, коллегиаты, рассказывая, что эта речь была такой хорошей, такой обильной, что не уступала латыни.
Сперва, при Ягайлле ещё, появились переводы священных книг, польские проповеди и благочестивые песни начали переводить с латыни, чтобы то, что в ней скрывалось, доступное для немногих, сделать понятным для всех.
Таким образом, раз зашла о том речь, хоть не к месту, расскажу, как на моём веку появились те первые печатные книги, о которых сперва разошёлся глухой слух; они поначалу казались делом чародейским, почти дьявольским, и многие не хотели верить, чтобы на самом деле можно было писать иначе как пером.
Года теперь уже не помню, но было это раньше, чем Зайнер пробовал напечатать в Кракове первую свою книжечку, когда, идя с каноником и коллегиатом ксендзем Валерием по улице к костёлу Св. Анны, мы встретили на ней ксендза Берёзку.
Он шёл нам навстречу с каким-то пылающим лицом и был чем-то так взволнован, что ксендз Валерий, увидев его, забормотал:
— В самом деле, декан по своей привычке, наверное, вынудил его кубок выпить, а голова у него слабая.
Ксендз Берёзка приблизился и, поздоровавшись с нами, сказал быстро и беспокойно:
— Ксендз Станко только что вернулся из Германии. Ради Бога живого, идите к нему, идите и увидите то чудо, о котором говорят, — книгу, которую человеческая рука не писала, а сделана так, что почти превосходит то, что писала человеческая рука!
На это ксендз Валерий ответил:
— Отец мой, это старые глупости, эти жалкие картинки, отпечатанные досками с надписями, мы видели; они немного стоят; о других же из Германии доносили и немцы хвалятся своими чернокнижкинками, но вблизи эти чудеса выглядят неособенно.
Ксендз Берёзка ответил, улыбаясь:
— Идите посмотрите сами, вложите палец, как неверующий Фома, а потом мне сами скажете, не чудесная ли это вещь.
Сложив обе руки, он поднял их кверху.
— Неописуема милость Божья! Заметьте, наибеднейший костёльчик, малюсенькая школа, маленький человек сможет за небольшие деньги купить слово Божье, радоваться ему, кормиться им, и увеличится слава Творца и Спасителя нашего.
— Amen, — докончил ксендз Валерий с некоторым недоверием.
Ксендз Берёзка ушёл, а я с ксендзем Валерием пошёл к кс. Станке. Мы прибыли к нему, он жил в малой коллегии; только что он вернулся из путешествия и развязывал саквы.
В помещении мы нашли с десяток собравшихся профессоров и бакалавров. На пюпитре лежала раскрытая книга, оправленная в доски, как обычно манускрипты. Все её окружили. На лицах собравшихся рисовалось недоверие, удивление, почти какой-то страх.
Хозяин вышел к порогу навстречу ксендзу Валерию, любезно приветствуя:
— Вам уже, верно, поведали, какое необычное сокровище я привёз. Подойдите и повосхищайтесь этим великим делом, удивительным, и восхвалим Бога, который вдохновил на это дело.
Говоря это, он указал на пюпитр и раскрытую на нём книгу. Ксендз Валерий с любопытством и недоверием подошёл. На первый взгляд не было в той книге ничего, что бы отличало её от обычных рукописей, выполненных рукой опытных скрипторов. Большие литеры даже очевидно были нарисованы и позолочены пером и кистью.
Книга содержала так называемый Catholicon.
Ксендз Валерий перевернул несколько страниц, взглянул, пожал плечами и сказал:
— Ничего особенного не вижу, книга написана так же, как другие, но опытной рукой и однообразно.
— Особенность в том, что она не написана, — живо прервал Станко, — она составлена и напечатана отдельными литерами. Не на досках отрезана! Нет! Опытный немец выдумал резать литеры поединично, складывая их в группу, намазывать чернилами и печатать на бумаге. Таким образом, раз составленную книгу напечатают, сколько захотят. Только большие буквы оставляют пустыми, чтобы дописать их рукой, дабы обманывать людей и выдать это за настоящий манускрипт, за который много платят.
Все слушали с удивлением. Ксендз Валерий начал внимательно рассматривать книгу и качать головой.
Затем присутствующий там ксендз Дубровка высказался:
— Неровно вырезанные доски мы видели раньше. Ими печатали карты для картёжников, образы смерти и святых, кое-где было немного слов.