— Николай!
Я оглянулся и увидел перед собой хозяина.
— Ты зачем тут?
— Павел (имя приказчика) послал. — отвечаю я.
— Как Павел послал? Зачем?
— Сказать, чтобы Костя приходил скорее в лавку.
— Врешь! — сказал хозяин. — Пойдем в лавку, — и схватил меня за рукав.
Противиться было невозможно и скрыться было некуда, кругом народ, и все смотрели не то с любопытством, не то с недоумением на эту сцену. Я пошел за хозяином, который все время не выпускал из руки моей шубы. Выведя меня за ворота, он сел со мной на извозчика, продолжая держать меня за шубу.
Похищенный мною мешочек серебра я успел уж разменять на кредитные билеты, и из них у меня оставалось только тридцать рублей и три копейки; остальные я успел уже истратить: одна часть пошла в уплату долга в трактир, а другую — я прокутил. Я знал, что эти деньги у меня не уцелеют, а только больше обличат меня, и потому мне хотелось их или выбросить, или подсунуть под подушку извозчику, но этого никак не удавалось; хозяин все время зорко следил за мною.
Приведя меня в лавку и объяснив приказчику, что поймал-таки гуся, хозяин приказал ему раздеть и разуть меня, а сам в это время начал задавать мне потасовку и дубасить кулаками, сколько было у него сил. Затем, обыскав мою одежду, они отобрали оставшиеся у меня три красненьких и три копейки.
— Где ты взял эти деньги? — спросил хозяин.
— Нашел, — ответил я.
— Как нашел? Где нашел? — и пошла опять потасовка…
— Сознайся, мошенник! Ты из выручки украл эти деньги?
— Нет, я эти деньги нашел на улице.
— А зачем ты украл из выручки сорок восемь рублей? — допрашивал хозяин.
— Я ничего не воровал.
— Как не воровал? Ведь Павел тебя поймал?
— Павел врет — я не воровал.
Тут их терпение лопнуло; видя, что добром от меня ничего не добьешься, они с новым ожесточением принялись меня таскать и бить как попало. Били меня, сильно били, жестоко били, до того били, что оба измучились, а я все-таки стоял на своем, ни в чем не сознавался и не просил пощады.
Наконец, переговорив что-то потихоньку с приказчиком, хозяин приказал мне одеваться. Я оделся и подобрал валявшиеся на полу клочьями волосы.
— Ну, что же теперь хочешь. — спросил хозяин. — здесь оставаться или в деревню ехать?
— В деревню, — ответил я совершенно бессознательно.
Хозяин опять посоветовался с приказчиком и, вынув из выручки шесть рублей, велел мне взять их на дорогу. Но я не взял этих шести рублей и сказал:
— Позвольте мне мои тридцать рублей, которые я нашел.
— А, так тебе этого мало! — крикнул хозяин. — Убирайся вон, когда так, не будет тебе ни копейки!
— Не будет, так и не надо, — отвечал я, встав у самого выхода из лавки. — я пойду в полицию, расскажу, как вы меня били, покажу вот эти волосы: да еще расскажу, что вы покупаете краденые стекла с казенного завода (с императорского стеклянного завода нам действительно рабочие таскали ламповые стекла, которые мы покупали за дешевую цену).
С этими словами я быстро вышел из лавки.
Но не отошел я сажен тридцати или сорока, как меня догнал приказчик и сказал, что хозяин приказывает мне воротиться. Я сначала не хотел возвращаться, опасаясь, что меня опять начнут бить; но Павел побожился, что бить меня больше не будут, а хозяин хочет только прибавить сколько-то денег.