Наконец, представляется возможность полного политического соединения Польского края с Россией.
Первое предположение было уже испытано историей. Это факт, доказывающий совершенную невозможность дать когда-либо польскому вопросу такое решение. Этот прискорбный факт нашей истории является грозным изобличителем всякой мысли о возможности дать соединенному с Россией владению особую политическую и тем паче привилегированную организацию. Что еще было возможно в прежнее время, когда русское народное чувство, при всей силе и энергии, было темно в своих заявлениях, о том невозможно думать в настоящую пору, когда русский народ вышел из темной области одного инстинктивного чувства, из сферы бессознательного исторического творчества, когда он уже сознает свое достоинство и требует себе чести посреди других народов, и когда всякое оскорбление этого достоинства, всякое нарушение этой чести отзывается в нем с возрастающею энергией сверху донизу, до последней глубины. Всякая попытка решить дело с Польшей в этом смысле омрачила бы наше будущее, была бы виною глубокого внутреннего упадка и не только не примирила бы Польши с Россией, но подвергла бы народ наш тяжким испытаниям и бедствиям.
Если бы нам удалось как-нибудь уладить в этом смысле наши затруднения с Польшей при опасности подорвать чувство нашего народного достоинства и отравить все источники нашей обновляющейся и входящей в силу народной жизни, то мы только отсрочили бы эти затруднения, которые встали бы с новою силой и нашли бы в нас несравненно меньшую силу отпора; мы только с непростительным малодушием променяли бы меньшее зло на большее. Кто не будет согласен, что лучше расплатиться с меньшим долгом, когда у нас больше денег в руках, чем потом расплачиваться с увеличившимся долгом при уменьшившихся средствах к расплате? Кто не скажет, что поступить так значило бы готовить себе или ближайшим потомкам своим неизбежное банкротство?
Несчастная комбинация, которую выманили у нас в 1815 году, осуждена историей, и возвращаться к ней невозможно. Мы не имеем права переделывать историю, мы не можем идти вспять. Кровь, пролитая в 1830-31 годах, есть нечто посильнее простого логического опровержения ошибочной мысли. Ею поплатились мы за наш промах. Кто осмелится сказать, что эти многие тысячи русских людей, павших за восстановление расторгнутой связи между Россией и Польшей, не тяготеют над нами всею силой неискупимого обязательства? Мы не можем, мы не смеем считать эти тысячи жертв бесплодною жертвой несчастной ошибки и не можем повторить ту же ошибку, как будто этих жертв вовсе не было и как будто русская кровь не имеет в себе никакой обязательной силы даже для русских. Мы не можем перешагнуть через нее; мы не можем сделать того, против чего вопиет она и что она нам запрещает...
Да, наконец, что же значат эти последние события, которые заставляют нас задавать вопрос о Польше? Не служат ли они для нас указанием, что и малейшая попытка решить этот вопрос в смысле особого государственного положения Польши, хотя бы и под русскою державой, есть вопрос жизни и смерти для России? Едва сделали мы несколько шагов в этом направлении, как разразилась катастрофа, повергшая нас на крайнюю степень унижения. Неужели недостаточно для нас и этого предостережения? Неужели и теперь, при ясном свете политического сознания, можем мы еще думать о возможности многих раздельных и разнокачественных государств под одною державой? Неужели и доселе не научились мы, что история поставила русскую и польскую народность в такое отношение, что либо та, либо другая непременно должна отказаться от самостоятельного политического существования и что русская народность не может отказаться от своего тысячелетия? Все, что удержало бы за Польшей хоть тень государственной отдельности, было бы новым тяжким грехом, непростительным после всех уроков истории.
Малейшее уклонение в эту сторону, малейший неосторожный шаг, малейшая уступка в этом смысле, как бы по-видимому ни облегчала она для нас теперешнее затруднение и как бы ни казалась нам благоприятною, будет иметь роковые последствия, и настолько же обессилит нас, насколько усилит будущие неизбежные и очень близкие опасности.