родину, застряли на 14 месяцев в Берлине — и как впоследствии признавался
Шаршун, «к счастью». «Повинуясь инстинкту», он вернулся в Париж, где уже
на закате дней стал знаменитым художником.
8
7 августа 1922 года Талов прибыл в Москву. Начался советский период его
жизни. Во Франции Талов прожил почти десять лет, насыщенных
«электричеством», выступлениями, встречами, общением с интереснейшими
творческими личностями. Словом, то были самые яркие годы в его жизни.
Можно только себе представить, как часто он вспоминал Францию, Париж,
ночной Монпарнас на протяжении своей дальнейшей жизни в Советском
Союзе, где он был просто переводчиком. За все эти годы только
одноединственное стихотворение вышло в сборнике «День поэзии» 1964 года.
Зато в антологиях и хрестоматиях были опубликованы больше 170 его
переводов французских, итальянских, испанских, португальских и английских
поэтов. Но делом всей своей жизни он считал труд воссоздания Малларме на
русском языке. Благодаря стараниям его вдовы Мери Александровны и дочери
Татьяны, в 1990 году было издано собрание стихотворений Стефана Малларме
в переложении Марка Талова, а в1995 году в издательстве «МИК» сборник
избранных стихов поэта.
Останься Талов в Париже, он безусловно стал бы видной поэтической
фигурой русского Зарубежья и «Парижской ноты», печатался бы в «Числах»,
ходил бы на «воскресенья» к Мережковским, посещал бы собрания «Зеленой
лампы». Благодаря своему отличному знанию французского языка он мог бы
играть значительную роль в попытке сближения русских писателей и
философов с французскими в конце 20-х годов, когда начались «Франко-
русские встречи» при участии Н. Бердяева, Б. Вышеславцева, Г. Федотова, Б.
Зайцева, Н. Тэффи, М. Цветаевой, Г. Газданова, Н. Берберовой, Г. Адамовича,
В. Вейдле, Б. Поплавского... а со стороны французов П. Валери, А. Мальро, Ж.
Бернаноса, Г. Марселя, С. Фюме, Р. Лалу... Увы! Этого не случилось. Критик и
поэт Юрий Иваск в предисловии к уже упомянутой книге воспоминаний А.
Бахраха пишет: «Бахрах вспоминает незаслуженно забытых «чудаков» —
Талова, Божнева, Зданевича, («Ильязда»)...».
К сожалению, как ни парадоксально это звучит, не суждено было Талову
стать поэтом знаменитого «незамеченного поколения» (по меткому выражению
В. Варшавского), но он не стал и советским поэтом, а лишь представителем
«погубленного» поколения советских интеллигентов. Ведь между поэтами
Диаспоры и советскими авторами лежало и лежит фундаментальное разли-
9
чие в понимании сути подлинной поэзии. Для поэтов-эмигрантов творчество
было «единственным священным делом на земле», духовной исповедью,
страстным стремлением к «победе над материей», к «высвобождению» из
удушающего плена повседневности; тогда как в советской литературе
возобладал, по мнению критика-эмигранта Г. Адамовича, «технологический»,
«производственный» подход к поэзии, доминирующими стали реалистичное и
рационалистичное
отображение
социалистической
действительности.
Непримиримо разошлась поэзия русского зарубежья с советской поэзией тех
лет. Этим и объясняется творческое одиночество Талова, оказавшегося
«несозвучным» и даже чуждым новым порядкам, требованиям и карьерным
устремлениям.
Уехав из Парижа в 1922 году признанным русским и французским поэтом, в
Москве Талов был вынужден кормиться переводами. Но он всегда поступал
согласно своим внутренним убеждениям и как поэт никому никогда не
продавался, не писал верноподданнических стихов. Даже воспоминаний по-
настоящему, к сожалению, он так и не смог написать в вакууме «застойных»
лет: зачем? для кого? кто и когда их напечатает? Поэтому его воспоминания,
собранные наконец-то в книгу, представляют собой, увы, только разрозненные
фрагменты. Тем не менее их прочтут с увлечением не только специалисты и
литературоведы, но все, кому интересно заглянуть в затерянный, безвозвратно
ушедший мир. Благодаря редчайшим документам эпохи, чудом сохранившимся
до наших дней, среди которых фотографии, инскрипты, письма,
пригласительные билеты на вечера поэзии и выставки, этот волшебный мир
вновь оживает перед нашим внутренним взором.
Вот почему сейчас самое время извлечь из небытия незаслуженно забытую