Пропустив Синодальную смету в Думе, А.Н. Волжин уехал с Высочайшим докладом в Ставку, откуда вскоре вернулся.
Было 10 часов вечера. Я сидел в своем кабинете и занимался.
Раздался телефонный звонок. У телефона был А.Н. Волжин.
"Мне очень нужно видеть Вас, – говорил А.Н. Волжин, – приезжайте после часу".
"Это слишком поздно, – ответил я, – извозчиков нет; пока я дойду к Вам, будет два часа ночи. Если нужно, я приеду завтра"...
"Нет, нет, мне нужно сегодня переговорить с Вами", – ответил А.Н. Волжин.
"В таком случае я приеду к 11 часам"...
"В 11 часов у меня доклады", – ответил А.Н. Волжин.
"Тогда извините; а ночью я не могу ехать"...
"Хорошо, – нервно закончил А.Н. Волжин. – Я отложу доклады и буду ждать Вас к 11 часам".
Бесцеремонность А.Н. Волжина, позволявшего себе вызывать меня даже ночью и, верно, думавшего, что я обязан являться по первому его зову, раздражала меня... Однако я вспомнил, что уже раз отказался от его приглашения и что в последний раз А.Н. Волжин был у меня: деликатность вновь разоружила меня.
В 10 с половиною часов вечера я вышел из дома...
Все то, что лежало на дне души, стало выливаться наружу, и я чувствовал, что должен уже сдерживать свое волнение и раздражение. Здесь было сознание того лукавства со стороны А.Н. Волжина, о котором мне так часто говорили, и чему я не хотел верить, и оскорбленное и беспрестанно оскорбляемое самолюбие, и сознание того ложного положения, в какое А.Н. Волжин меня ставил бессмысленными приглашениями и беседами, давшими пищу всевозможным сплетням, проникавшим в печать и бросавшим тень на меня, и обида от сознания, что А.Н. Волжин мне не верит, а только делает вид, что верит; а главное – было недовольство собою, убеждение в новой ошибке, в том, что я снова сделался жертвою своего излишнего доверия к людям...
Поэтому, подходя к квартире А.Н. Волжина, жившего тогда на Mоховой, 18, я уже дрожал от негодования, чувствуя особенно острую боль от последнего оскорбления, нанесенного мне А.Н. Волжиным, когда он заподозрил меня в распространении газетных сведений о моем будущем назначении. "Как он смеет так оскорбить меня, – думал я, поднимаясь к нему по лестнице; – а между тем я смолчал"... Мое волнение было так велико, что я боялся за себя и думал, что не в силах буду совладать с ним. Однако А.Н. Волжин встретил меня так приветливо, в его голосе было так много сердечных нот, что его вкрадчивость снова обезоружила меня, я снова поддался чарам и готов был не только простить и забыть, но и осудить сам себя за мнительность и подозрительность...
"Я только сегодня вернулся из Ставки, – начал свой рассказ А.Н. Волжин. – Государь был высокомилостив ко мне и в течение 40 минут, с большим вниманием, изволил выслушивать мой доклад... Целых 40 минут", – подчеркнул А.Н. Волжин.
Нарисовав, далее, знакомую мне картину Высочайшего завтрака, и остановившись на том, как приглашенные к Высочайшему столу вышли из столовой в зал, как выстроились полукругом в ней, как Его Величество подходило то к одному, то к другому, А.Н. Волжин, продолжая рассказ, отметил:
"Его Величеству было угодно осведомиться о том, в каком положении находится вопрос об учреждении должности 2-го Товарища Обер-Прокурора. Я доложил и в то же время спросил Государя, продолжает ли Его Величество настаивать на Вашей кандидатуре, или имеет в виду другого кандидата, на что Государь ответил, что Своих предположений не изменил и добавил: "Я желаю князя Жевахова". (Слова Его Величества в передаче А.Н. Волжина.)
Значит, – подумал я, слушая рассказ А.Н. Волжина, – Вы, пользуясь высокомилостивым приемом Государя, сделали еще и на этот раз последнюю отчаянную попытку отбиться от меня, и эта попытка не удалась. Но тогда зачем же Вы рассказываете мне об этом? – говорили мои глаза, с недоумением глядевшие на А.Н. Волжина.
"Вы понимаете, конечно, – продолжал между тем А.Н. Волжин, – что я должен был предложить этот вопрос Его Величеству, ибо об учреждении новой должности Товарища Обер-Прокурора так давно толкуют, что предположения Его Величества могли за этот долгий срок и измениться... Разумеется, воля Монарха для меня священна, и я обязан ее выполнить, но... – и тут А.Н. Волжин замялся, – я никак не придумаю, как бы мне Вас... пристроить"...
Как ужаленный, вскочил я со своего места и, не помня себя от негодования, утратив самообладание, я крикнул:
"Как это... пристроить!.. Я не инвалид, а Синод не богодельня, чтобы Вы меня пристраивали... У меня уже давно возникли сомнения относительно Вашей искренности; я наивно думал, что Вы и в самом деле желаете использовать мои познания для Вашего ведомства; но, если Вы озабочены только тем, чтобы меня "пристроить", и ссылаетесь даже на Государя Императора, Который, якобы, Вас принуждает к этому, тогда знайте, что я не желаю служить с Вами и объясню Его Величеству, почему. Я не нуждаюсь в "месте", я – Помощник Статс-Секретаря Государственного Совета и Член Главного Управления по делам печати и не нуждаюсь в том, чтобы Вы меня "пристраивали"...