Несколько фельд-егерей были срочно отправлены в С.-Петербург, чтобы сообщить о происшедшем правительству и законному наследнику, брату почившего царя, великому князю Константину Павловичу.
Офицеру, пользовавшемуся особым доверием, был отдан приказ доставить царские останки в столицу. В течение следующих десяти дней русский народ, затаив дыхание, смотрел на бледного, изможденного человека, сидевшего позади запечатанного гроба на траурной колеснице, которая мчалась со скоростью, напоминавшей атаку французской кавалерии. Ветераны Аустерлица, Лейпцига и Парижа, стоявшие вдоль длинного пути, в недоумении качали головами и говорили, какой странный конец царствования, не превзойденного никем великолепием и славой побед!
Правительство дало краткий приказ не выставлять тела усопшего Императора для поклонения народа.
Тщетно иностранные дипломаты и придворные старались постичь причину таинственности. Спрошенные отговаривались незнанием и только разводили руками.
Но тут произошло событие, заставившее все взоры отвернуться от царского катафалка к площади Сената. Наследник престола великий князь Константин отрекся от своих прав на престол в пользу своего младшего брата Николая Павловича. Счастливо женатому морганатическим браком на польке Грудзинской Константину не захотелось променять мирную семейную жизнь в Варшаве на превратности венценосца. Он просил его не винить и выразил уверенность, что все подчинятся его воле. Гробовым молчанием встретил Сенат чтение собственноручно написанного отречения великого князя Константина.
Имя нового наследника великого князя Николая было мало знакомо. У Императора Павла I было четыре сына, и трудно было предвидеть, что красавец Александр I умрет бездетным и что мужественный Константин поразит Россию неожиданностью отречения. Будучи на несколько лет моложе своих братьев, великий князь Николай до декабря 1825 года проходил обычную строевую карьеру, а потому лишь военные круги могли судить о способностях и характере нового Императора.
Хороший и исполнительный строевой офицер, великий князь Николай привык к дисциплине и провел немало часов своей жизни в приемных высших сановников Империи. У него было много высоких качеств и никакого знакомства с государственными делами; он никогда не принимал участия в заседаниях Государственного Совета. К счастью для России, он мог положиться на знания и опыт любивших родину сановников Империи. Эта последняя мысль ободрила тех министров, которые отправлялись представляться юному правителю России.
Однако некоторая холодность омрачила первое представление. Новый Император заявил прежде всего, что он желал бы лично прочесть письмо Константина Павловича. Как человек военный, великий князь Николай опасался интриг со стороны гражданских сановников. Ему дали письмо. Он внимательно его прочел и рассмотрел подпись. Ему все еще казалось невероятным, чтобы наследник русского престола мог ослушаться приказания свыше. Во всяком случае, Николай считал, что Константин Павлович должен был заблаговременно предупредить о своих намерениях покойного Императора, чтобы Николай Павлович имел бы возможность и время несколько подготовиться к правлению государством.
Он сжал кулаки и поднялся со своего места. Высокий, красивый, атлетически сложенный Николай был образцом мужской красоты.
— Мы исполним волю нашего покойного брата и желание великого князя Константина, — объявил он, и то, что он сказал «мы», было отмечено министрами. Этот молодой человек заговорил как монарх. Мог ли он так же и действовать? Доказательство представилось гораздо раньше, чем можно было ожидать.
На следующий день, 14 декабря, когда армия должна была присягнуть новому Государю, тайное политическое общество, во главе которого стояли представители родовитой молодежи, решило воспользоваться этим днем, чтобы поднять открытое восстание против престола и династии. Даже теперь, по прошествии столетия, очень трудно составить определенное мнение о политической программе тех, кого история назвала «декабристами». Гвардейские офицеры, писатели, интеллигенты — они подняли восстание не потому, что у них была какая-то общая идея, но, по примеру французской революции, в целях освобождения угнетенного народа. Между ними не было единомыслия по вопросу о том, что будет в России после падения самодержавия. Полковник Пестель, князь Трубецкой, князь Волконский и другие члены петербургской организации декабристов мечтали создать в России государственный строй по примеру английской конституционной монархии. Муравьев и декабристы провинциальных кружков требовали провозглашения республики в духе Робеспьера. За исключением Пестеля, человека с математическим складом ума, взявшего на себя подробную разработку проекта будущей русской конституции, остальные члены организации предпочли приложить свою энергию на внешнюю сторону переворота. Поэт Рылеев видел себя в роли Камилла Дю-Мулэна{1}, произносящим пламенные речи и прославляющим свободу. Жалкий, неуравновешенный юноша Каховский проповедовал необходимость идти по стопам «благородного Брута».